Нагнувшись, прижимаясь к стене траншеи, Арзуманян подбежал к выступу, за которым укрылись эсэсовцы. Пулемет позади работал четко — там все было в порядке.
Вдруг из-за выступа показалась голова в широкой каске с рогульками и черное дуло автомата. Рубен плотнее прилип к стене, выхватил из кармана галифе единственную бывшую при нем гранату, метнул через выступ. Мелким, сухим дождем брызнула земля…
Еще две грязно-зеленые фигуры, полусогнувшись, встали на бруствере траншеи, готовые спрыгнуть за выступ. Рубен дал по ним автоматную очередь. Один эсэсовец рухнул в окоп, как мешок, другой свалился за бруствер… Еще мелькнуло две тени… Пулемет сзади продолжал отстукивать беспощадную очередь.
Тогда Арзуманян, пренебрегая опасностью, с кошачьим проворством выпрыгнул из окопа и по его краю на животе пополз к выступу. Миновав его, он снова спрыгнул в окоп и очутился за спиной двух эсэсовцев. В Рубене проснулась ловкость лазавших по горам предков.
Фашистские гренадеры не успели встретить его огнем своих автоматов: молниеносная очередь Арзуманяна опередила их.
В других секторах траншеи шел рукопашный бой. Рубен поспешил к бойцам на выручку, но его неожиданно остановила за плечо чья-то сильная, тяжелая рука. Рубен обернулся, уже готовый сгоряча пустить крепкую ругань, и сразу остыл. Перед ним стоял Трофим Гомонов, и сумрачно, укоризненно смотрел на него.
— Товарищ гвардии старший лейтенант, а кто же ротой командовать будет?
Рубен опустил автомат, как застигнутый за недопустимой шалостью мальчишка.
— Прошу вас — на свое командирское место, товарищ старший лейтенант, — сказал Гомонов.
— Ладно, ладно. Иду, — совсем остыв от боевого азарта, недовольно пробурчал Арзуманян и быстро, не пригибаясь, зашагал к своему наполовину разрушенному командному пункту.
Бой как будто утихал. В дзоте с нетерпением ожидал Арзуманяна связист. Рубен взял трубку и услышал раздраженный, как всегда во время боя, голос Гармаша:
— Ты, Рубен, сегодня будешь воевать как следует или нет?
Арзуманян сердито спросил:
— В чем дело, гвардии капитан? Сейчас только что эсэсовцев лично вышибал.
— Лично? Вот и плохо. Ты бы лучше за флангами смотрел. А теперь оставляй-ка прикрытие и отходи с боем на второй рубеж. Ориентиры — окраина сожженного села; четвертый дом слева, понял? Вторая рота уже отходит…
— Зачем отходить? — резким голосом яростно закричал Арзуманян. — Я буду держаться! Ногами, руками, зубами!
— Будешь держать второй рубеж! — еще громче закричал в трубке Гармаш. — Немцы просачиваются на участке третьего батальона. Хозяин приказал.
Рубен повесил трубку, сказал с недоумением:
— Зачем отдавать, чтобы опять брать? Не понимаю.
В своем недоумении Арзуманян, пожалуй, был прав, но он плохо знал, что творилось у дальнего «соседа». А на главном направлении израненному, истекающему кровью зверю на короткое время удалось просунуть одну лапу в приоткрытую стальную дверь.
Ровно через два часа Арзуманяну вновь пришлось занимать оставленный рубеж. Снова полыхали огнем окопы первой линии, и немцы тщетно пытались атаковать их; опять стояли на своих местах стрелки и бронебойщики Гармаша…
К Арзуманяну подбежал осыпанный пылью, запыхавшийся связной и заплетающимся языком доложил:
— Товарищ гвардии старший лейтенант! Трофима Денисовича убило! Вот его сумка и партбилет!
— Что ты? Что ты? Зачем такое говоришь? — не своим голосом закричал Арзуманян.
— Верно говорю… Миной… И еще одного бойца с ним! — растерянно добавил связной.
Рубен все еще не верил… Он взял партбилет и кожаную сумку замполита с торчащими из нее карандашами и пачкой боевых листков. Сумка, казалось, еще хранила тепло больших крестьянских рук скромного сибиряка Гомонова. Арзуманян встал, снял каску и с минуту молча смотрел на еще не просохшие пятна крови на сумке… Боец тоже обнажил голову…
— Ай-ай-ай! — скорбно завопил Арзуманян. — Что я теперь буду делать?.. Ай-ай-ай!
Ему казалось, что из него вынули сердце и теперь-то он ни за что не довоюет до вечера… Но он довоевал вместе со своей ротой и не только до вечера, но бился на тех же рубежах еще пять дней. После смерти замполита бойцы как бы заново подтянулись, стали драться еще злее и упорнее.
Когда бой достиг предельного напряжения и третий батальон полковника Синегуба попятился назад, оставляя между первым и вторым рубежами чуть приметные пятна убитых и раненых, Алексей, все время державший связь с замполитом полка майором Сосниным, незаметно выбрался из землянки КП и зашагал по лощине, затянутой низко стелющимся дымом, к третьему батальону.