— Товарищ гвардии подполковник, медсанбат задерживает машину. Так мы не эвакуируем до утра всех раненых, — суховато сказала Нина.
— Я сейчас буду в соседнем батальоне и оттуда позвоню, — пообещал Алексей и, скользнув взглядом по лицу военфельдшера, увидел темные круги под ее глазами, снова залегшие у нежно очерченных губ скорбные складки. Она не смотрела в сторону Алексея, видимо вся уйдя снова в работу.
Таня обрадовалась приходу брата, но и на ее лице Алексей не увидел не только прежнего воинственного задора, но и обычного веселого оживления.
Когда Алексей вышел из палатки, она выбежала вслед за ним, схватила его за руку, уткнулась лицом в рукав.
— Алеша… Алеша…
— Ну? Ты что? Что с тобой? — стараясь быть особенно мягким, спросил Алексей.
— Саша… Наш Саша… В медсанбате сказали, что он вряд ли выживет…
— Да, Да… Мелентьев… Очень жаль. — смущенно пробормотал Алексей, невольно заражаясь Таниным горем. — Но ничего… Вылечится… Не тужи, сестра. Еще встретитесь.
Но он сознавал: утешение звучит слабо и неубедительно.
— Мне очень тяжело, очень, — глухо произнесла Таня и, торопливо проговорив: «До свидания, Алеша!», исчезла, как тень, за пологом палатки.
Она не знала еще, что Саша Мелентьев умер по дороге в армейский госпиталь…
Наутро на участке главного немецкого удара неожиданно для гитлеровского командования советские дивизии стали контратаковать. Завязались упорные встречные бои. Атаковали, не двигаясь назад ни на шаг, советские войска, атаковали немцы. С неслыханным ожесточением развивались бои и севернее Белгорода.
К вечеру 8 июля немцы окончательно выдохлись и перешли на Курском направлении к обороне.
Прошло несколько дней упорных боев, и вот наступило недолгое, настороженное затишье.
Алексей и комдив Богданыч поехали в штаб фронта. Вызов туда Алексей связывал с уже начавшимися успешными наступательными действиями соседних фронтов — Брянского и Западного. Имелись сведения, что немецко-фашистское командование начало переброску с южного участка Орловского плацдарма на северный нескольких танковых и моторизованных дивизий, ослабляя и без того изрядно обескровленную в напрасных попытках прорваться на Курск южную группировку.
Сообщив об этом Алексею, комдив Богданыч, поеживаясь от удовольствия и сутуля плечи, удовлетворенно потер руки:
— Понимаешь, начподив, что это значит? Я уверен, завтра ударим и мы. А Гитлер, повидимому, решил, что мы тоже измотались вконец, устали и рады передышке… — Глаза Богданыча вспыхнули задорным светом. — Ты вот поглядишь, что делается в наших ближних тылах.
Во вторых эшелонах действительно творилось то, чего Алексей не видывал с самого Сталинграда. За одну ночь в балки, рощицы и с виду необитаемые придорожные села набилось столько танков, самоходных и обычных орудий, «катюш» и прочих минометов, что трудно было представить, что незадолго перед этим в невиданном по размаху сражении участвовало не меньшее количество техники и какая-то ее часть безусловно вышла из строя.
Весь этот прихлынувший в самые последние дни стальной вал был той свежей ударной силой нового, еще не искупавшего в бой резервного фронта, слухи о котором проникли в солдатскую среду еще задолго до начала Курской биты.
«Это наш, собственный, второй фронт, — шутили бойцы. Наш понадежнее, чем английский да американский. Ждать ихнего — то же, что ждать у моря погоды…»
По проселочным дорогам навстречу машине Богданыча двигались, подтягиваясь к передовой, вереницы торопливо шагающих, покрытых пылью, разомлевших от июльского жара пехотинцев. По их опаленным солнцем лицам темными ручьями катился пот, на гимнастерках, облеплявших твердые, как булыжник, лопатки, темнели влажные, напитавшиеся солью круги.
На север, в сторону вражеских рубежей, летели эскадрильи советских пикирующих бомбардировщиков; их ровное, похожее на звон многих струн гуденье все время слышалось в небе. Солдаты поднимали головы, провожая самолеты горделивыми взглядами, делясь замечаниями:
— Наши, голубчики. Вишь, какими табунками летят.
При выезде на главный грейдер машине Богданыча повстречалось несколько порожних, идущих на расстоянии ста — двухсот метров друг от друга грузовиков. За ними тянулись длинные, долго не оседающие хвосты пыли.
— Чего это они так пылят, товарищ генерал? — спросил Алексей.
— А ты присмотрись получше и сразу поймешь, — усмехнулся Богданыч.
Алексей высунулся из кабины как раз в ту минуту, когда мимо промчался, скрипя разболтанными бортами, грузовик. Алексей успел заметить торчащие из-под задней части кузова связки древесных веток. Это были настоящие, крепко подвязанные к кузову метлы. Они мели дорогу, поднимая тучи пыли. Густая, душная волна обдала Алексея.