Богданыч раздраженно сплюнул и отвернулся. На добродушно-строгом лице его отражались скука и раздражение.
— Только время мы с вами потеряли, Алексей Прохорович, — мрачно пошутил он. — Поехали скорей догонять остальных. А мои солдаты прямо с ног сбились, этих вояк догоняючи.
— Что ж… Поехали, — согласился Алексей.
Усевшись в свои машины и не глядя на растянувшуюся по дороге, оцепленную советскими автоматчиками колонну военнопленных, Алексей и комдив покатили по знойному большаку туда, где склонялось солнце, — к новым освобожденным селам и городам.
Был душный июльский вечер. Занавешенное пылью солнце заходило за иссиня-темную, дышавшую прохладой стену леса.
Алексей возвращался из полка вместе с Таней в политотдел дивизии. Там член Военного совета армии должен был вручать ей и другим солдатам и офицерам награды. Таня уже получала третью награду. Первую — орден Красной Звезды и вторую — медаль «За оборону Сталинграда» она получила еще под Курском, теперь ей предстояло принять из рук члена Военного совета орден Отечественной войны первой степени.
Таня сидела, забравшись в угол кузова, и перед ней проплывал весь пройденный ею путь — от Днепра до Волги и от Волги почти до самой советской границы. Сколько пришлось пережить, сколько пройти дорог, тропок, лесов, скольких раненых вынести на своих руках! Она несколько раз пыталась подсчитать их — напрасно! Запомнились только отдельные случаи, а те минуты, когда жизнь ее самой висела на волоске, совсем стерлись из памяти. И вот она дошагала до какого-то рубежа, и теперь ей не было стыдно за себя. Она внесла и свою долю в общее дело. И главное, все оказалось просто, и не было как будто ни разу какого-то особенно яркого, необыкновенного случая героизма, о котором она мечтала все время… Были бессонные ночи, трудные переходы, всегдашняя забота, как бы вынести из-под огня истекающего кровью человека, а вот героизма не было!
После смерти Саши не хотелось думать о каких-то особенных подвигах; просто хотелось побольше принести пользы армии, всему советскому народу.
— О чем задумалась? — ласково спросил сестру Алексей.
— А так… Сама не знаю, — ответила Таня.
— Волнуешься?
Таня созналась:
— Немножко. Пройдет.
Алексей стал вглядываться в мелькающие мимо стройные сосны, темнеющие гордыми вершинами на бледном шелке неба. Дорога потянулась лесом и вдруг уперлась в железнодорожное полотно, нырнула под мост и легла вдоль насыпи.
— Остановите-ка, сержант! — приказал Алексей шоферу. — Пройдем-ка по насыпи. Я хочу посмотреть, предложил Алексей сестре. — До вручения еще час, а до политотдела десять минут езды.
Алексей и Таня вышли из машины, взобрались на железнодорожное полотно. Дорога тянулась на запад, к уже недалекой границе. Ее вид вызвал в душе Алексея томящее чувство. Может быть, запущенный участок дороги напомнил ому довоенную новостройку? Перед его глазами выстилался сейчас двухколейный, проложенный по крупному щебню путь; четыре струны поржавелых рельсов, аккуратно, методически, через каждый стык взорванные отступающим врагом: одно звено — целое, другое — словно разрублено гигантским зубилом. И так до самого горизонта…
Стальная ферма ближайшего моста вздыбилась. Ее облепляли люди в серых шинелях. Они уже работали. В тихом вечернем воздухе были слышны звонкие удары молотков о сталь, скрежет лебедок.
И вспомнился Алексею другой вечер: последние трудовые усилия на мосту новостройки, резкий свет электрических фонарей, напряженная торопливость людей, готовящихся к пропуску первого паровоза, — сияющее, измазанное пылью, по-ребячьи худое лицо Шматкова и его слова:
«Будьте в надеже, товарищ начальник! Будьте в надеже!»
«Да, такие, как Шматков, не подвели и в войне», — подумал Алексей и посмотрел на запад.
Он остановился и, толкая носком сапога красноватую от ржавчины зазубрину разорванного рельса, презрительно сказал:
— Гляди, Танюшка: обычная прусская точность во всем — в зверствах, в бомбежках, в поджигании сел и вот в этом… Подрывная команда выполняла приказ командира пунктуально. Взрывали не где попало, а через каждое звено, нигде не отступая от положенного расстояния. Делали все с точностью до одного сантиметра… И какая дьявольская методичность. Школа! И, наверное, так всюду — до самой границы. Так и кажется, — Гитлер хотел закрыть таким способом дорогу на Берлин. И трясется, наверное, сейчас, как шелудивая собака… Ведь наши войска уже взяли Брест.