– Уф, уф, как тяжко, – пробасил богатырь. – Чем помочи, отец Яровит?
– Мысль твоя столь же быстра, что и ноги, Святозар, – грохотнул Ярило. – Следуй за Солнце-конем, и на исходе третьего дня сам все увидишь.
Двинулся Святозар-богатырь в путь. Три дня шел он по Матери Сырой Земле, три дня Солнце-конь скакал во весь опор – насилу оторвался, мчась по небесной дороге. И к закату показалась лесная избушка.
Залаял черный сторожевой пес. Потирая сонные глаза, вышел на порог Волх. И зажмурился от вида объятого светом Солнце-коня. Не сразу юноша понял, что происходит. Черный пес Яги оскалился, шерсть его вздыбилась на загривке, глаза бешено засверкали. Зарычал зверь и бросился на врага.
И ударил богатырь в первый раз.
Тихо вскрикнул Волх. Почти по-человечески. Брызнули слезы из глаз змеиного сына. В том, что лежало на земле, с трудом он узнавал своего закадычного друга.
Ударил Святозар второй раз. Тяжко пригнулись вековые дубы, впервые человеку кланяясь, полетели молоденькие березы и осины, выкорчеванные из земли, гудел и стонал растревоженные лес сотнями звериных голосов. А Волх взмыл ввысь пестрым соколом.
Остался третий удар. Замешкался Святозар.
И упал с неба Волх. Обернулся серым волком. Впился зверь в глотку богатырю Святозару и разорвал ее.
С улыбкой завалился побежденный воин на спину, и расступилась под ним Мать Сыра Земля. Поглотила она тело сильнейшего в мире богатыря и вновь сошлась, сдвинулась, точно и не было его никогда на белом свете. Возликовала Мать, а вместе с ней все звери и травы земные. Ярило скривился, Солнце-конь встряхнул пылающей гривой.
Испугался тут Волх не на шутку. Говорят, зверь, единожды вкусившей людской плоти, забывает естественную для него пищу и с безумной жаждой бросается за смертельно опасной добычей.
Равнодушно взирал на него светлый Ярило:
– За дерзость твою отслужить должен. Покажу я тропинки узкие Нави, да пути широкие Прави. И пойдешь ты по ним, и поведешь за собой тех, кто уходит за грань. Будешь служить, пока не сотрутся из памяти моей твои проступки дерзкие.
Обернулся Волх большим черным псом, буйную голову преклонил перед новым хозяином. Да только одного Волх не ведал. Что память богов вечна.
* * *
Еще ребенком слышал Тихомир от матери истории о Волхе, то ли звере, то ли человеке, который ходит по грани трех миров – Прави, Яви и Нави.
Тихомир вырос, женился, стал знатным охотником, забыл детские сказки да матушкины наставления.
Как-то раз отправился он на охоту, ушел в одиночку. Неслышно ступал по знакомым тропкам, и сами собой они вывели юношу к светлой лесной полянке, рассеченной надвое звонким ручьем. Осмотрелся Тихомир, не признавая родные края. Да чего бояться – до деревни отсюда рукой подать, а, раз местность не хоженая, значит, и живности тут всякой больше водится.
Подумал так Тихомир и в один прыжок преодолел ручей.
Поднялся ветер. Загудел лес.
– Волх… Волх… Волх… – заговорили деревья самыми разными голосами: веселыми и опасными, тихими и печальными, раскатистыми и зычными, пронзительными и потухшими.
У Тихомира заложило уши. Он помотал головой, чтобы прийти в себя. Наваждение пропало, сгинуло, как дурной сон. Оглянулся охотник на ручей и обмер.
Разлился тот бурным потоком. Стал шире реки, волны вздымались выше неба, вода почернела, из нее глядели на Тихомира бледные лица. Они смеялись над юношей, взлетали вместе с валами до небес, стирались темными водами и вдруг появлялись у самого берега, сверкая колким взглядом.
Оторопел юноша, поняв, что смеется над ним нечистая сила, что злые духи сыграли злую шутку, и бросился прочь от ручья-реки. Бежал Тихомир сквозь лес, а деревья тянули к нему свои ветки, криво изгибались наподобие человеческих пальцев: узловатые крючковатые сучья один в один сухие пальцы покойника!
Стоило Тихомиру взглянуть на них, как ветки замирали, болезненно застревали в причудливых позах, а за его спиной уже слышалось шуршание – приходили в движение другие деревянные руки. Так и бежал юноша, не разбирая дороги. Сердце его радостно забилось, когда впереди показалась избушка. Деревья плотным кольцом обступили ее, а их раскидистые кроны переплелись между собой, точно охотничья сеть. Лишь чудом юноша укрытие заметил!
Пусть избушка и покосилась, утонула в земле до самой крыши, но милее этой ветхой лачуги для Тихомира не был даже отчий дом в тот миг. Ринулся к ней юноша, подскочил и заколотил по обветшалой двери.