Я бывала на балах у Рюминых молодой девушкой. И теперь, после долгого отсутствия из Москвы, нашла у них прежнее гостеприимство и прежнее веселье. Кроме больших балов и разного рода праздников, которые они давали в продолжение года, у них танцевали каждую неделю, кажется, по четвергам, каждый день у них кто‑нибудь обедал из близких знакомых. Сверх того, они по воскресеньям давали большие обеды и вечером принимали. В воскресенье вечером у них преимущественно играли в карты. Я говорила, что московское общество обязано было бы поднести адрес Рюминым с выражением благодарности за их неутомимое желание доставлять удовольствие бесчисленным знакомым».
Узнаем мы из мемуаров Драшусовой и судьбу самого Николая Рюмина: «Можно ли было ожидать, что и такое громадное состояние пошатнется? Всегда находятся люди, которые умеют эксплуатировать богачей и наживаться на их счет. Н.Г. Рюмин много проиграл в карты, много прожил, много потерял на разных предприятиях. Казалось бы, для чего при таком богатстве пускаться в спекуляции? Неужели из желания еще больше разбогатеть? Как бы то ни было, но после его смерти дела оказались совершенно расстроенными. Вдова продолжала жить в великолепном своем доме, где сохранилась наружная прежняя обстановка, для чего прибегали к большим усилиям. Со смертью Елены Федоровны все рухнуло, и из колоссального состояния осталось очень немного».
У Рюминых было пять дочерей: Прасковья, Любовь, Вера, Екатерина и Мария: «Несмотря на светскую тщеславную жизнь, беспрерывные развлечения и суету, девицы Рюмины были вполне хорошо воспитаны, религиозны, с серьезным направлением и вовсе не увлекались светом».
О Рюмине стоило рассказать здесь не только в связи с его местом жительства. А еще и по той причине, что благодаря и ему в том числе стоят дома на Волхонке и на других старых московских улочках. Стоят и будут еще стоять, настолько крепки кирпичи, сложившиеся в стены. Николай Гаврилович Рюмин был владельцем кирпичного производства в подмосковном Кучине. Его завод на реке Пехорке (ныне г. Железнодорожный) был одним из крупнейших поставщиков кирпича в Москву.
Велико было мастерство русских архитекторов и строителей, но и мастера‑кирпичники заслуживают должного уважения. К качеству кирпича во все времена предъявлялись в России серьезные требования. Он должен был быть крепок, плотен, мелкослоен и при изломе стекловиден, что означало хорошую помесь глины и удачный обжиг. Положенный в воду, он не должен был размокать и увеличиваться в весе.
И на производстве кирпичей работали не разнорабочие, а специалисты, мастера своего дела. Рабочие, которые рыли глину и возили ее на тачках, назывались копачами. Другие рабочие – порядовщики – готовили глину и работали с сырцом. Сушники смотрели за просушкой кирпича, правили его дощечками и наблюдали за приостановкой и откидкой.
Самым ценным кирпичом считался подпятный кирпич – он приминался в деревянных станках пятками рабочих и был прочнее выработанных другим способом, так как масса глины делалась круче и уминалась в формы плотнее. Столовый кирпич вырабатывался на столе, глина набивалась в форму рукою. Машинный кирпич делался в металлических формах и был менее прочен по сравнению с другими.
Мастера‑обжигалы укладывали сырец в печь. В продолжение четырех, пяти и даже десяти суток поддерживался слабый огонь. Этот период обжига назывался на парах, то есть в это время выгонялся пар из сырца. После чего на двое‑трое суток разводился сильный, ровный огонь, который поднимался до самого верха печи. Кирпич при этом раскалялся докрасна, как железо в кузнице. Эта операция называлась взваром. Потом печи давали остывать в течение пяти суток и начинали выгрузку кирпича.
После обжига кирпич выходил нескольких сортов: железняк, полужелезняк, красный, алый, полуалый и печной. Особо ценился красный и алый кирпич. Вывозили кирпич в Москву на лошадях. Принято было на заводах накладывать до тысячи кирпичей на шесть лошадиных повозок. На многие версты растягивались лошадиные караваны с кирпичами…
Через много лет после Рюмина по этому адресу жил замечательный художник Илья Семенович Остроухов (1858–1929). Родился он в самом что ни на есть купеческом сердце Москвы – в Замоскворечье. Зажиточная семья желала видеть в нем продолжателя своего дела и направила учиться в Московскую практическую академию коммерческих наук. А он учился навыкам рисования у Репина и Чистякова. В итоге дебют двадцативосьмилетнего художника состоялся на 14‑й выставке Товарищества передвижных художественных выставок в 1886 г.
Павел Третьяков обратил внимание на подававшего большие надежды Остроухова, начав покупать его полотна для своей галереи – «Ранняя весна», «Золотая осень» и, конечно, «Сиверко», которое он ставил в ряд лучших пейзажей своей коллекции. Но и сам Остроухов стал собирать картины, поначалу это были подарки коллег. В 1881 г. Василий Поленов преподнес Илье Семеновичу этюд «Лодочка», что и стало первым полотном в его коллекции.