— Какого немца?
У меня появилось ощущение, что напряжённо думаю не только я, но и сам Ремезов. А эта лёгкая болтовня нам не мешала, наоборот, помогала сосредоточиться и стимулировала мысли, чтобы думалось легче.
— Обычного немца, — я пожал плечами. — Или голландца, не знаю точно. У него фамилия Питерсон. Я хотел Женю отправить его встречать в аэропорт, но он как фамилию услышит, его смех разбирает. Поэтому Слава займётся.
— Какой немец? — недовольно спросил Ремезов. — Причём здесь вообще взялся немец?
— Привезли мобильный сортировочный комплекс, а единственный спец в холдинге, который обучался его обслуживать, уволился. Вот завод-изготовитель и отправляет инженера-немца, чтобы всё сам настроил. Бабки-то большие же, почти лимон баксов стоит вся система. Ладно, давай о наших делах, Серёга. Что там случилось?
— Так чё? — он вздохнул. — Покурить бы.
— Доктор заругает, что в палате куришь.
— Хрен с ним.
Я вскрыл пачку сигарет и вытащил одну. Зажигалки и спичек здесь не было, но один коробок принёс Слава, который остался в коридоре. Взял его с собой, хотя мог взять кого-нибудь другого. Но Женя занят моими поручениями в Новозаводске, а оставлять с ним Славу я не хотел. А то стоим им остаться вдвоём, как вечно куда-нибудь влезают.
— Так чё случилось, чё случилось, — Ремезов выпустил дым. — Ехали по объездному шоссе, я сзади сидел, бумагу читал. Тебе позвонил сразу, как разобрался. А там хрясь, Камаз на встречку вылетел. Уснул водитель, говорят. Ну и нам в лоб… потом уже здесь очнулся вчера вечером.
— Тебе досталось.
— Угу, — он помрачнел. — Я-то ладно, а вот Волгу смяло в гармошку, говорят. Водитель умер, Санька, хороший парень был. И Николаич погиб, капитан Чердынцев, из моей группы старший оперативник, он рядом сидел. Ещё в КГБ с ним работали, мощный мужик был, въедливый, и голова всегда ясная. Эх…
— А водитель Камаза что?
— Да хрен его знает, мне не говорили, — Ремезов затянулся и закашлялся. — В СИЗО, наверное. Мне моя мобила ещё в тело врезалась, всмятку вместе с рёбрами. Ещё бы немного дальше и каюк.
— Ты говорил, что-то интересное узнал? Сможешь вспомнить? Вдруг на тебя из-за этого покушение устроили.
— Вряд ли именно за этого, но кто их знает? Много чего может быть.
— А говорить можешь?
— Да расскажу, пока укол не поставили, а то вырублюсь потом.
Полковник покрутил головой, оглядев палату, потом вздохнул.
— Короче, Макс, позвони Кольке Кузьмичёву. Он должен проследить, чтобы ничего после аварии не пропало. Там папочка была интересная, как раз пригодится.
— И какая?
— Расписка, — Ремезов хмыкнул и поморщился от боли. — От некоего заключённого Эдуарда Волгина лейтенанту Тимофею Горбаню, что он обязуется… как там было, не помню точно… короче, что будет ему стучать на сокамерников. Ещё по первой ходке оставил, когда ни в какие воры не метил, а просто в магазин ночью залез. Это в Новосибе было, и Горбань тогда там работал, а Эдик там жил. Горбань постарше его на десять лет.
— Так, — я наклонился к нему. — Ты нашёл эту расписку? Она у вас была?
— Короче, — он закрыл глаза, будто устал, но голос заметно оживился. — Ща, смотри, как было. Вчера утром я поехал в посёлок Каштак. Там живёт мой старый начальник, Револьд Федотов.
— Револьд? Имя такое?
— Ну да. Он же старый пень, в двадцатые родился. Ему родители дали такое имя, вроде как сокращение от «Революционное Движение». Модно тогда так было детей называть. Да и не только тогда. У меня друг есть, зовут Ренат, но назвали его так не потому, что он татарин, а потому что сокращение от «Революция, Наука и Труд», — Ремезов коротко засмеялся и скривился от боли. — Если не врёт, конечно. Ладно, отвлеклись немного.
— Так и что этот Револьд?
— Он ещё НКВД успел застать, старый коммунист до мозга костей. Настоящий чекист. Вот я к нему поехал совета спросить, он же этими блатными всю жизнь занимался, ещё с войны. Сидит сейчас на пенсии. Когда КГБ закрывали, он в отставку ушёл, не стал дальше работать.
— И что, он хранил эту расписку? У себя дома? Ещё и чужую?
— Тут смотри, объясняю, чтобы было понятнее, но только между нами.
Он покосился на дверь. Она была чуть приоткрыта, там стоял Слава спиной к нам.
— Когда весь этот п*** с развалом начался и власть новая появилась, — тихо сказал полковник. — Тогда сразу полезли в наши архивы, чтобы всё рассекретить.
— Ну да, в курсе.
Ремезов затушил сигарету и хрипло откашлялся. Несколько секунд он молчал.
— И заодно начали лезть в наши оперативные дела, узнавать, кто у нас агенты, кто информаторы, кто с расследованиями помогал, кто расписки давал, по любым поводам. Короче, куча людей, с нами связанных, могли крепко влететь. Эти дела мы по ночам сжигали.