Хуан видел лишь одного. Он яростно пришпорил жеребца и бросился в гущу толпы, заставляя людей отскакивать вправо и влево, между тем его острый клинок вращался, подобно косе. Дон Диего развернул свою лошадь. Меч его обнажился, поблескивая в золотистом лунном свете. Усмешка искривила чувственные, безжалостные губы.
— Ohé! — вскричал он. — Что бы это значило? Клянусь сатаной, этот человек здесь один!
Хуан не бросал в ответ обвинения. Он рубил и колол. Он разделывался с доном Диего. Внезапно его лошадь упала, пораженная ударом в живот. Животное пронзительно закричало, словно человек. Хуан успел спрыгнуть, по-кошачьи приземлившись на ноги. Он бросился на своего противника, не обращая внимания на окружавшую его свору. Своим острым мечом он смог пробить защиту дона Диего. Острие рассекло бородатую щеку. Брызнула кровь, когда всадник откинулся назад.
Затем сильные руки схватили Хуана. Он споткнулся и упал. Меч у него вырвали. Он бешенно боролся, в гневном молчании, но безуспешно. Через несколько мгновений его связали и бросили, беспомощного, к ногам Волка. Разбойники образовали кольцо вокруг этой пары. Дон Диего зажимал рану у себя на лице. Даже тени эмоций не читалось в его безжалостных голубых глазах.
— Кто ты? — требовательно спросил он.
Хуан ничего не ответил. Лишь бросил ненавидящий взгляд, и все. Человек в доспехах рассмеялся.
— Впрочем, ни к чему вопросы. Мы нажили много врагов в Мексике, и это, похоже, один из них. — Похожим на обрубок пальцем, дон Диего провел по ране, нанесенной Хуаном. — И все же он пустил мне кровь. Никто не оставался в живых после подобного. — Волк пренебрежительно рассмеялся. — На войне важна удача, мой друг. Ты рискнул и проиграл. Теперь ты должен расплатиться — и твой платеж не оставит тебя ни с чем.
Он повернулся и окинул взглядом широкие просторы мексиканской равнины, бледной и призрачной в лунном свете, усеянной чапаралем[11] и кактусами, чьм отростки напоминали длинные темные руки.
— Ладно, — задумчиво произнес он. — Насколько я помню, в этой тыкве у нас мед. Пабло!
Невысокий смуглый мужчина с лицом, изрытым оспой, вышел вперед.
— Si?[12]
— Давай муравейник.
Больше слов не потребовалось, ибо душегубы дона Диего были хорошо обучены своей жестокой работе. Волк с улыбкой наблюдал, как с Хуана снимают одежду и намазывают его тело медом. А когда юношу усаживали на муравейник, в ночи прозвучал его тихий смех.
Кровь его древних предков проявилась сейчас в Хуане. Каменно-твердое лицо застыло в маске презрительной невозмутимости. Только один раз он заговорил, когда дон Диего вскочил на спину своей лошади.
— Даю тебе мое слово, что я убью тебя, Волк.
— А я даю тебе мое позволение попытаться сделать это, — насмешливо ответил дон Диего. — Что ж, hasta mañana[13].
Он пришпорил коня и поскакал прочь, его люди последовали за ним длинной вереницей. Белая, в лунном свете пыль повисла в воздухе. Грохот копыт затих вдали. Теперь лишь покой и тишина царили вокруг.
Холодный ветер пробирал Хуана до костей. Он лежал неподвижно, глядя на звезды. Тело, как и разум сковало безразличное оцепенение. Со смертью Розиты душа у него, словно бы, покрылась ледяным панцирем равнодушия. Через этот барьер не могли пробиться никакие чувства. Только глубоко внутри пылала жгучая жажда мести, неукротимая ненависть к Волку Арагона, чья закованная в сталь нога раздавила его дом, его hacienda.
Потом явились муравьи…
Некоторое время спустя, после того, как сознание исчезло в костре агонии, Хуан очнулся и обнаружил, что смотрит в лицо брата Франциско. Он лежал на открытой равнине, его кожа была покрыта мазью, унявшую боль. Начинался рассвет.
— Я поехал вслед за тобой, — сказал padre. — .Как ты себя чувствуешь?
Хуан с трудом принял сидячее положение.
— Кто-нибудь из моих людей выжил? — спросил он.
— Никто. И… Розита…
— Что?
— Я положил ее в часовне.
— Хорошо, — бесстрастно сказал Хуан. — Похорони ее достойно, по-христиански, Отец.
Священник испуганно взглянул на Хуана.
— Что ты имеешь в виду? — с беспокойством спросил он.
— Здесь наши пути расходятся, — ответил Хуан, самостоятельно вставая на ноги. — Мы можем уже не встретиться. Я хочу отомстить.
— Господь накажет преступника, когда посчитает нужным. Возвратимся вместе!
Но Хуан уже не слушал. Запахнув поплотнее свою изодранную одежду, он молча повернулся и зашагал навстречу восходящему солнцу. Позади него брат Франциско молча постоял, а затем опустился на колени для молитвы.