- И мне тоже, сьере герцог... Поверьте...
Но тут подаёт голос снова дель Ольм. Барон, вообще, самый старший из нас, ему под пятьдесят, и голова у него варит на удивление...
- А что делать с принцессой? Она не будет путаться у нас под ногами?
Герцог улыбается:
- Граф сказал, что если она попытается вмешаться в наши дела, то отдаст своим солдатам. Мол, те сильно изголодались по женскому телу. Так что, не думаю, что эта рёсская кошка осмелится что-либо предпринять...
Лорды смеются, представив картинку, потом все, уже воспрянувшие духом, расходятся по своим расположениям. Я вопросительно смотрю на герцога, но дель Саур делает условленный жест рукой, значит, пока я действительно свободен. Выхожу наружу. Сегодня изумительный вечер. Звёзды светятся так ровно и чисто, словно в открытом космосе. Ни ветерка, ни шума. Народ уже отдыхает, лошади пасутся поодаль от лагеря. Где-то поют песню, и в мужской хор вплетается высокий женский голос. Довольно красивый. Откуда в лагере женщина? Впрочем, это не моё дело. Потихоньку иду дальше. Вот и мой шатёр, делаю было шаг внутрь, но меня окликает тёмная фигура:
- Сьере граф?
Кто это ещё? И почему часовые не остановили чужого в расположении? Но фигура выходит на свет, и я вижу служанку старого лекаря. Она кланяется мне низко-низко, как принято в Тушуре, и остаётся в согбенной позе:
- Чего тебе? Шурику ищешь?
- Она в вашем шатре. Уснула. Я прошу разрешения забрать девочку.
Вместо ответа машу рукой, мол, иди за мной. Тихонько вхожу - в свете масляного светильника вижу спящую на моей походной кровати девчушку. Шурика разметалась во сне, раскинув ручки в стороны, волосы цвета осенней ночи выбились из-под головной накидки, которую здесь носят все, и рассыпались по подушке. Тапочки-туфельки с загнутыми носками сброшены, лежат возле кровати. Тихонько подхожу к койке, всматриваюсь в девочку. У старика будет отрада, когда он не сможет уже лечить. Она вырастет настоящей красавицей... Кому то повезёт. Служанка почтительно стоит позади меня, а я застыл на месте, не в силах оторваться от картинки перед собой. Я не знаю, как сложится судьба ребёнка. Мы, фиорийцы, кто пригрел и спас её семью от империи, скоро уйдём, и она с дедушкой останется в чужой стране. Конечно, ремесло лекаря уважается всюду, даже в Рёко. Но старик - чужак, и, естественно, что найдётся много желающих обратить его в рабство... Служанка просовывается мимо меня, тянет руки к спящей Шурике, но я останавливаю её, ухватив за плечо.
- Не надо. Я сам.
Женщина в удивлении отступает, её глаза под низко повязанным покрывалом расширяются от удивления, а я бережно беру девочку на руки, потом шепчу ей:
- Веди.
Она вновь сгибается в поклоне, торопливо семенит впереди. Позади неё не спеша, потому что каждый мой шаг, как три её, со спящей малышкой на руках, шествую я. Вскоре мы добираемся до почти опустевшего госпиталя. Служанка подходит к одному из крытых возов, откидывает небольшую лесенку, приделанную на боку, отодвигает занавеску. Из проёма сочится тусклый свет, и я слышу голос, что-то спрашивающий на тушурском. Но молодая женщина отвечает на всеобщем:
- Господин Долма, к вам гость.
- Я сейчас выйду.
Мгновенно реагирует лекарь, и спустя мгновение появляется в проходе. При виде меня с его внучкой на руках его рот приоткрывается от удивления, на лице появляется испуг, но я делаю шаг вперёд, и старик отступает, давая мне войти. Внутри очень скромно. Несколько мешков, походный таган на треноге над очагом из плоских камней, скреплённых глиной. В углах - расстеленные прямо на дощатом дне повозки две тощие постели. Однако... Непорядок! Очень аккуратно опускаю Шурию на свободную подстилку. Та чуть завозилась, но сон у девочки крепок, и всё обходится. Старик смотрит на меня с улицы, я же молча выхожу наружу и обращаюсь к почтительно застывшей позади своего хозяина служанке:
- Разожги нам костёр и согрей натты.
Та исчезает в темноте, а я киваю старику:
- Сьере Долма, у меня есть к тебе разговор.
Старик молчит. Но я чувствую его эмоции. Преобладает, естественно, удивление. Но следующим чувством будет безнадёжность...
Женщина быстро возвращается. В её руках охапка хвороста, котелок с водой. Чиркает кресало, искры безуспешно сыплются на тонкие ветки, но огонь не желает разгораться, и я вижу, что служанка напугана до смерти.
- Эй. Погоди. Я воин, но не палач.
Она вздрагивает, роняет на землю кресало и камень, в котором я узнаю кусок пирита. Достаю из сумки на ремне зажигалку. Их было полно в тех контейнерах, что мы оприходовали с 'Рощицы', и я прихватил с собой десяток, да раздал всем своим солдатам. Благо они практически вечные... Щёлкаю кнопкой, из сопла вырывается тонкая струя бледного пламени. Миг, и вот уже ветки весело трещат. Служанка метнулась внутрь шатра, вытащила треногу, поставила на огонь. Мы со стариком молчим, глядя на огонь. Он действительно стар. И очень устал за последние дни. На лице, изрезанном морщинами, печать горя. Редкая седая бородка. Большие натруженные кисти в пигментных пятнах. Аккуратно подрезанные ногти. Вода закипает, и женщина высыпает в неё натту. Варево булькает, и, обхватив ручку котелка рукавом своего одеяния, служанка торопливо наливает нам настой в две небольшие глиняные кружки. Я первым делаю глоток. Вкусно.
- Спасибо. Ты хорошо умеешь варить этот напиток.
- Господин?
Она смотрит на меня своими большими, блестящими в свете углей уже прогоревшего костра, тёмными глазами. Делаю жест у своих ног.
- Сядь сюда и слушай.
Перевожу взгляд на лекаря. Тот молча пьёт тёмный настой. Он устал, и надо бы отдохнуть, а тут припёрся этот варвар...
- Сьере Долма, наш корпус выдвигается к Кыхту. Император поручил нам захватить город, после чего служба фиорийцев закончится, и мы вернёмся домой.
Старик ёжится. Ему непонятно, почему я сообщаю ему такие сведения. Дело лекаря - лечить, а не воевать... Но тут до него доходит:
- Вас посылают штурмовать Кыхт? Одних?
- Разумеется, сьере Долма.
- Ах...
Служанка пугается, испуганно прикрывая рот рукой, кружка заходила ходуном в кисти лекаря. Он торопливо бормочет:
- Значит, это смерть...
Я дёргаю щекой:
- Это смерть жителей Кыхта. Нас слишком мало, и мы будем вынуждены уничтожить всех.
Его взгляд полон не ненависти, а горя.
- Сколько людей умрёт ради кучки амбиций...
- Такова жизнь, сьере Долма. И не нам играть с судьбой. Но я пришёл не поэтому. У вас чудесная внучка. И вырастет красавицей. Если вырастет...
- Вы уйдёте домой, а мы останемся в чужой нам стране...Потому что в Тушур нам никогда не вернуться. Ведь мы помогали врагам короны, пусть даже и против своей воли...
- Да. И я больше чем уверен, что рёсцы обратят вас рабство, а вашу внучку продадут кому-нибудь в наложницы или в публичный дом...
Старик молча опускает голову. Кружка проворачивается в обессилевших пальцах, и напиток льётся на траву. Служанка так же опускает голову в жесте безнадёжности и отчаяния...
- Я хочу дать вам надежду, сьере Долма. И другую, счастливую жизнь Шурике.
Его голова поднимается. На лице появляется надежда.
- Те, кто лечился у вас, отзываются очень хорошо о вашем умении и искусстве лекаря.
- Но мне осталось немного. Года два-три, и я уж не смогу лечить людей...
- Всё-равно. Старость заслуживает уважения. Поэтому я предлагаю вам отправиться вместе со мной в Фиори. Я - достаточно влиятельный лорд и правитель в нашем государстве, и могу гарантировать вам безопасность и нормальную жизнь. Плюс - обеспеченную и спокойную старость. Вашей внучке же я дам воспитание, достойное придворной дамы, а впоследствии выдам замуж за достойного человека. Слово графа.
Старик смотрит на меня исподлобья:
- Ничто не даётся просто так. Что я должен буду сделать?
- Ничего. Просто дать согласие на переезд в Парда.
- Надо подписать бумагу?
- Достаточно вашего слова. Я не настаиваю на ответе прямо сейчас. Впереди у нас трудный и кровавый поход. Возможно то, что вы увидите, отвратит вас от Фиори. Но если вы согласны, то дайте мне знать. Через Шурику, или эту несчастную.
Я кладу руку на худое плечо служанки, и она сжимается в комок. Отпускаю её плечо, затем поднимаюсь с куска войлока, на котором сидел.
- Подумайте, сьере Долма. Можете поспрашивать у наших фиорийцев. Все вам скажут, что Волк Парда всегда держит своё слово...
Делаю шаг в темноту, но тут раздаётся голос старика: