— Я по крайней мере могу рожать детей. Есть и такие, которым это не удается, как бы они ни старались.
И поскорее отвернулась, чувствуя, что одержала хотя и небольшую, но победу. Однако слова Гвинет больно ранили, и она была не в силах смотреть на уставленный снедью стол. Оставалось лишь гадать, какая судьба ждет ее ребенка, если не удастся убедить Вулфгара жениться на ней. В этом положении нужно вести себя со всей возможной гордостью и чистосердечием. Только так можно завоевать его, и меньшим она не удовлетворится.
Уже в сумерках Вулфгар вернулся из Крегана и поднялся к себе, снимая на ходу шлем и назатыльник. Эйслинн сидела у огня, склонившись над шитьем, и, заметив, что Вулфгар мрачен и неразговорчив, молча поднялась и помогла ему стянуть кольчугу.
— Я нагрела воды для мытья, — пробормотала она и, взяв у него кожаную тунику, тщательно сложила.
Вулфгар что-то проворчал, но когда Эйслинн подошла к очагу и попыталась поднять котел, резко спросил:
— Что это ты делаешь, женщина?
Эйслинн остановилась, не зная, что сказать.
— Ну… — наконец выговорила она, — как всегда, грею тебе воду для купания.
— Садись, — велел он и, распахнув дверь, прогремел: — Мидерд!
Через минуту в дверях показалась встревоженная женщина. Она робко взглянула на величественную фигуру Вулфгара и поежилась, гадая, чем успела вызвать его немилость.
— Господин? — еле слышно пролепетала Мидерд.
— Отныне ты будешь убирать эти покои и носить горячую воду для мытья, когда прикажет леди Эйслинн. — И, переполошив обеих женщин, оглушительно прогремел: — Да следи, чтобы она не поднимала ничего тяжелее чаши.
Мидерд попыталась облегченно вздохнуть, но была слишком напугана его грозным видом. Она поспешила налить воду в лохань, искоса поглядывая на Эйслинн.
Когда Мидерд удалилась, прикрыв за собой дверь, Вулфгар снял чулки, ступил в лохань и развалился поудобнее, отдыхая после целого дня, проведенного в седле. Сегодня он едва не загнал Гунна, пытаясь разобраться в себе и понять, что творится в сердце и душе.
Эйслинн снова принялась за шитье, но тяжелые думы и ей не давали покоя.
— Господин, — пробормотала она наконец, — если я рабыня, почему ты приказываешь другим служить мне?
— Потому, что ты рабыня лишь для меня! — рявкнул Вулфгар. — Только для моего удовольствия, и больше ни для чего иного.
Эйслинн проткнула иглой полотно.
— Я не хотела, чтобы о ребенке знал еще кто-то, кроме тебя, но боюсь, уже ничего нельзя сделать. И теперь всему Даркенуолду известно о том, что рабыня Эйслинн носит дитя.
— Верю, — бросил Вулфгар. — Здесь слишком много болтунов.
— И ты отошлешь меня с младенцем в Нормандию или в другую далекую Страну?
Она намеренно задала этот вопрос, мучивший ее день и ночь. Нужно знать, что ждет впереди.
Вулфгар пристально взглянул на нее, вспоминая все сказанное Керуику.
— Почему ты спрашиваешь?
— Я должна знать, господин. Не хочу быть в разлуке со своим народом.
— Но какая разница между норманнами и саксами? Чем они отличаются? Все мы из плоти и крови. И твой ребенок будет наполовину норманном, наполовину саксом. Кем он должен себя считать?
Эйслинн положила шитье на колени и безмолвно смотрела на разгневанного Вулфгара, поняв, что он ухитрился так ничего и не сказать. Намеренно избегает ответа, потому что все-таки собирается избавиться от нее и ребенка?
— Неужели ты никому не доверяешь, кроме саксов? — допытывался Вулфгар. — И лишь по этой причине будешь вечно отвергать меня? Я совершенно такой же, как все англичане.
— Ты прав, господин, — мягко подтвердила она. — И очень напоминаешь англичанина.
Вулфгар, снова помрачнев, смолк, вышел из лохани и, одевшись, проводил ее вниз, где оба в полнейшей тишине поужинали под испытующими взглядами крепостных и норманнов.
Эйслинн, сидя в спальне, старательно шила крохотные одежки. Минул месяц с того дня, когда она призналась во всем Вулфгару, и теперь пришла в настоящее отчаяние. Каждое утро спозаранку Вулфгар куда-то уезжал, а Гвинет безжалостно издевалась над девушкой. Сегодня она едва не довела Эйслинн до слез, небрежно осведомившись, успела ли та собрать вещи для долгого путешествия в Нормандию. Не ограничившись этим, Гвинет бросила несколько ехидных намеков на то, что Вулфгар обязательно избавится от Эйслинн, когда ее живот начнет мешать его постельным утехам.
Эйслинн громко всхлипнула и тряхнула головой, стараясь удержать грозившие хлынуть слезы. Сюда Гвинет по крайней мере не смела зайти, и Эйслинн могла ненадолго обрести покой.
Даже Майда, хотя и ненамеренно, умудрилась испортить настроение дочери. Не успела Эйслинн взять в руки иголку, как мать поскреблась у двери, заявив что, пришла поухаживать за дочерью, но вместо этого начала в который раз осаждать Эйслинн жалобами и просьбами, умоляя дочь скрыться, пока не поздно, и найти убежище по собственному выбору, чем зависеть от прихоти Вулфгара. Все закончилось, как обычно, жарким спором, и Майда мудро ретировалась, как только сообразила, что Эйслинн вне себя от бешенства.
И теперь, раскладывая на кровати трогательно маленькие вещички, Эйслинн представляла себе, как натягивает их на теплое тельце ребенка. Но даже эти мысли не принесли ей утешения. Она снова вспомнила о матери. Больно было смотреть, как разум Майды с каждым днем меркнет, а она, ее дочь, не может спасти несчастную.
— Ничего не поделаешь, — вздохнула Эйслинн. — Лучше забыть о прошлом и смотреть в будущее.
Она разгладила крохотную рубашонку и задумалась.
«Бедное невинное дитя. Кто ты, мальчик или девочка?»
И в эту минуту Эйслинн почувствовала небольшой толчок, словно младенец ответил ей, и печально усмехнулась.
«Ах, это меня волнует меньше всего. Мне достаточно, если бы ты родился в законном браке и никто не посмел бы назвать тебя бастардом».
Она свернула одеяльце, положила его на согнутую руку и подошла к окну, напевая колыбельную и представляя, что держит у груди спящего малыша. Кроме матери, его некому будет любить, дарить тепло и доброту, которая порой нужнее молока.
Дождинки лениво стучали по подоконнику, легкий южный ветерок развевал волосы, принося с собой запах мокрой земли и близкой весны. Со стороны конюшен послышались крики, и Эйслинн поняла, что это вернулись Вулфгар и Суэйн. Решив, что он сейчас же, как обычно, поднимется к ней, Эйслинн поспешила убрать детские вещи привести комнату в порядок. Потом одернула платье, уселась перед огнем и стала ждать.
Время шло, но никто не появлялся. Из зала доносился голос Вулфгара, который смеясь отвечал на шутки собравшихся.
«Он даже не желает здороваться со мной, — капризно подумала девушка. — Веселится со своими людьми и этой распутницей Хейлан! Готовится к тому дню, когда отошлет меня прочь, рожать его отродье в какой-нибудь грязной дыре, где его нежные очи никогда не узрят правды».
Глаза девушки угрожающе сузились.
— Не будет этого! — воскликнула она вслух.
Слезы снова потекли по щекам, но Эйслинн, сердито смахнув их, прижала к лицу намоченную в холодной воде тряпку. Плакать ни к чему! Вулфгар нежен с ней, а последнее время даже заботлив больше обычного, особенно после того, как узнал, что она носит ребенка. И не так часто, как раньше, пытается увлечь любовными играми.
«Это верно, — печально вздохнула Эйслинн. — Теперь, когда меня все больше разносит, он понял, что пухленькая вдовушка куда лучше беременной любовницы».
В дверь тихо постучали.
— Миледи, — позвала Мидерд, — стол накрыт, и господин велел спросить, вы спуститесь к ужину или принести вам еду наверх?
Вот как?! Он посылает других за ней, вместо того чтобы побеспокоиться самому?!
— Я спущусь немного погодя, Мидерд, — отозвалась она, — спасибо, что позвала.
Когда Эйслинн появилась в зале, остальные уже расселись по местам. При виде девушки Вулфгар поднялся и с улыбкой приветствовал ее, но та, избегая его взгляда, проскользнула мимо и поспешно придвинула стул. Вулфгар слегка нахмурился, гадая, что расстроило Эйслинн, но, не найдя ответа, устроился рядом.