— Прекрати.
— Что прекратить? — спросил он в замешательстве.
— Прекрати чувствовать вину. Он это заслужил. В любом случае, она не постоянная. Ты ведь избавишься от нее позже, так?
— Конечно. Я просто боюсь, что он никогда не простит меня за то, я высмеял его так в присутствии всей школы.
— Простит. А разве не ты должен прощать его?
— Думаю, он достаточно пострадал. Он не намеревался убить тебя, просто напугать, и он уже достаточно унижен перед теми, кого он знает. Ему придется провести два следующих года с этими людьми, если что–то будет не так, они напомнят ему об этом вечере.
— Знаю, я‑то напомню. Не могу дождаться!
— Сев, не провоцируй его. Он уже однажды попытался тебя убить. В общем, я думаю, что внутри ему очень больно. Неважно, что над ним будут смеяться за это. Ты сам сказал, половина его семьи Темная. Он не хочет быть связанным с ними, а то, что произошло сегодня, идет вразрез со всем тем, что он всю жизнь пытается доказать. Его преданность делу Света. А выжженная на его коже метка Ширли вызовет окончательную деградацию.
— Ты действительно можешь убрать ее?
— Да, конечно. Единственный, кто может убрать Темную метку — это тот, кто создал ее. Или, если ты сам создал эту метку, тот, кто создал твою. Окончательная власть оказывается у того, кто сделал первоначальную метку.
— Это значит, ты можешь убрать мою, если захочешь? Потому что ты поставил метку Ширли?
Гарри на мгновение задумался, глядя на друга, о том, что ему ответить. Он знал, что Сев не просил эту Темную метку, и сделал бы все, чтобы избавиться от нее. С другой стороны, Ордену был нужен шпион, а Сев — единственный человек, которому они могут доверить такую работу. Гарри предстояло принять важное решение. Он мог солгать другу и навсегда разорвать то доверие, которого с таким трудом добился. Или мог сказать правду и предложить выбор Севу. Если он примет неправильное решение, Орден лишится
шпиона, но у Сева будет свободная жизнь. Если он решит помогать Ордену, то будет приговорен на всю оставшуюся жизнь. Гарри заглянул в глаза друга, принимая решение.
— Могу.
— Правда? Ты можешь сделать так, чтобы она исчезла?
— Если ты этого хочешь. Я должен был сказать тебе об этом после Рождества, но я был эгоистом. Нам нужен шпион, а ты был прекрасной кандидатурой. Решение за тобой. Я уберу ее, если хочешь, и не буду пытаться отговорить тебя. Я прошу тебя, чтобы ты немного подумал. Скажи мне завтра перед отъездом.
— Хорошо, Гарри, я подумаю над этим.
— Это все, о чем я прошу.
Гарри повернулся и оглядел Большой Зал, все улыбающиеся лица. Здесь было так много людей, которых он полюбил за этот год. Будет очень тяжело прощаться. Он знал, что завтра, до отбытия поезда, выдастся последний шанс посмотреть на большинство из них. Орденовцев он мог бы увидеть летом на собраниях, но остальных он видит в последний раз. Даже если они встретятся в его времени, эти люди будут другими. Минерва была отличным примером. Он знал ее, как студентку седьмого курса в сороковых годах, сейчас она была другой, как и во время его первых лет в Хогвартсе. Она стала не такой беззаботной, почти всегда казалось, что на ее плечах лежит груз всего мира. Он скучал по тому времени, когда видел ее ребенком, и страшился увидеть тех, кого узнал сейчас, взрослыми. Больше всех ему будет не хватать Сева. Сегодня он был лучшим другом и доверенным лицом этого мальчика. А в будущем Гарри станет лишь раздражающим студентом, которого Мастер Зельеварения презирает. Пробиться сквозь это будет трудно. Во времени Гарри у Сева имелся двадцатилетний опыт злобы и отвращения к себе, чего не было сейчас. Пока он был ребенком. Довольно зрелым, но, все же, ребенком. В нем все еще была какая–то невинность, которую ненавистный Мастер Зельеварения давно потерял.
Глаза Гарри встретились с глазами Джинни, сидевшей за столом Равенкло, и, когда она послала ему ослепительную улыбку, сердце в груди сжалось. Прошел год с тех пор, как они вместе были пленниками в тюрьме Гриндевальда. Тогда он не был готов двигаться дальше и забыть Галатею, даже несмотря на то, что они не могли быть вместе. Их разделяла тысяча лет, и Гарри знал, что этого не исправить. В качестве призрака Галатея не могла быть с ним, неважно, насколько сильно он хотел бы это изменить, это было невозможно. А теперь он смотрел на Джинни и видел красивую молодую девушку, которая все эти годы любила его. Он понимал, что сначала это была влюбленность в «Мальчика — Который-Выжил», но за последние три года она узнала его, как человека, а не просто знаменитость, ее чувства стали реальней, и теперь она любила его за то, кем он был на самом деле. Это было именно то, чего всегда хотел Гарри. В Галатее он нашел человека, который не знал о его славе, так что этот вопрос никогда не стоял между ними. Когда Гарри, наконец, осознал, что ему придется найти кого–то в своем времени, Джинни стала идеальным выбором. Она знала его, как личность, а у него были ответные чувства. Она никогда не поведется снова на его славу, она видела в нем настоящего человека. Того, кто не защищен от ошибок, как и все остальные. Гарри не мог отрицать, что он был особенным, но Джинни видела его в худших ситуациях и по–прежнему любила. Когда он боролся со своей депрессией после укуса вампира, она рискнула рассказать все Ремусу, чтобы он помог ему справиться с этим. В штабе Гриндевальда она день за днем смотрела, как его пытали, и утешала. Думая об этом, он понял, что Джинни была тем единственным человеком, который понимал его, и это была достаточная причина, чтобы быть с ней. Он всегда будет любить Галатею, но настала пора двигаться дальше по жизни и вновь найти свое счастье.