На рассвете Вадим отправился в Умилин покой, да обо всём поведал, только наказал Зариславе ни о чем не сказывать, не желал её напрасных слёз. Но двумя длинными позже после ухода княжича пожаловала и его нареченная, да рассказала о том, что ночью видела.
Сестра Гостомысла успокоила деву, а сама позвала старшую ключницу к себе, повелела принести нити для нового шитья. Радомара явилась пред её очи, и не мог от видавшей виды Умилы ускользнуть оберег черноризцев, который старшая ключница забыла запрятать под рубаху. Обо всём было доложено Вадиму, затем Радомару выслали, но из осторожности повелели гонцу сказать княгине, что дева эта не выполнила в тереме свою работу, неучтива была к гостям.
Семолада до конца об этой деве ничего не знала, и лишь отправила в терем другую ключницу, а Радомару же сопроводили к брату, откуда она отправилась в терем Рарога.
Брат носил имя – Радомар, зане были рождены они в единый день и единое лето, а теперь вот оба решили послужить неправому делу, лёгким путём добиться непрочной славы да проклятого богатства.
За невыполненное дело был с ними в этот вечер Рарог очень суров:
– Ты же мне клялась, что сумеешь разлучить Зариславу и Вадима!
– Мне Умила помешала… Да и сама гдана, кажется, что-то подметила.
– Как могли они?
– Княже… видать я оберег свой убрать забыла.
– Что? Да я тебя плетьми!
Тут вмешался Радомар.
– Не лютуй, княже, пощади сестру, молода да горяча. Скоро обучится осторожности.
Рарог задумался:
– Если проявить гнев свой сейчас, то перестанут мне служить, не станут помогать. У ярлов лишь мечи, а в них сила, которая поможет отвести любой меч.
И после раздумий своих заявил:
– Хорошо же. На первый раз прощаю. Не смогли разлучить, так сделайте так, чтобы дочери воеводиной этот свет не мил стал, чтобы во тьму обратились дни её! И лишите сил Вадима!
Черноризцы склонились к ногам своего господина, да побежали за советом к старшим своим на капище Чернобога. Туда являлись они тогда, когда его покидали жрецы, зане сами были гораздо темнее душой и презирали все обычаи в своем служении.
Гой, русичи! Все мы внуки Божьи! Роду служим, Богов славим! Есть средь нас внуки Даждьбога, есть внуки Виевы, исток не сразу угадаем мы.
Глава 11. У стен Светлояра
Пролетел, как сон зимобор: растаяли снега, стекли воды в реки, зазеленели первые травы. Продвигалось время к цветню. На княжеском подворье в Новгороде и в Изборском тоже словно всё расцветало: собирали редкие диковины к будущему вено, достраивали терема, зазывали богатых гостей. Не обошла праздничная суета и подворье воеводино. Зарислава по обычаю должна была собрать подарок нареченному своему в ответ на вено. Подарок тот был нехитрым: сотканный ей пояс, несколько вышитых рубах, да гребень, коим она одна сможет вечерами касаться прекрасных кудрей его.
Дочь воеводы очень старалась, рядом с ней не было матери, чтобы дать ей свой последний наказ. Ушедшая к Роду Танолеля смотрела с небес на своё ненаглядное дитя, а в Яви ей помогали советом няня Цвета, да изредка приезжала Умила.
Зари твердила себе: хоть и княгиня, а всё должна уметь лучше всех, ведь негоже князю моему быть в худой рубахе. Вдруг ей вспомнилось, как проходило её посвящение в девы, когда посредь светелки её посадили на высокий помост и подарили первую иглу, первую прялку и веретенце, а затем вплели в косу новую ленту. Няня Цвета шептала ей на ухо: Запомни, Зарюшка, иголочкой своею ты весь Род от беды убережешь, коли пожелаешь. Размером она должна быть с длань твою, чтобы нить могла чрез неё твою силу впитать, а знаки Богов на полотне любую беду победить помогут.
И Гдана брала в руки иголочку свою, да выводила на рубахах молвинцы, помогающие усилить и донести до подданных любой приказ, громовники, оберегающие от злых сил, сварожичи, дающие ключ к мудрости Богов, чароврат, обращающие в прах темное колдовство, цветки папоротника, укрепляющие суть и дух. Такая рубаха – крепче брони, и в бою убережет, и силу, и радость подарит.
Свой убор же убор расшивала она листьями калины, образами Мати Макоши и Рожаниц, да крестами Лады-Богородицы. Думала дочь воеводы, какие подарки будут в её вено: наверняка диковинные камни, царьградские ткани, соболиный мех, да положенное по обычаю новое зеркало. Зеркало – символ новой жизни её, в своем Роду она угаснет, зато в Роду мужа засияет заново. Но самым главным даром считала Зарислава для себя не венец княгини, не славу и богатство, а любовь, благо, мир и лад, что будет хранить она навеки в тереме мужа своего.
Первое вено было назначено на Живин день, торопились всё закончить вовремя. Злые языки говаривали, что мол негоже вено играть в пролетье, на что князь Гостомысл отвечал, что великому Роду в самый раз.