Войско встало навстречу князю Гостомыслу: развевали боевой багрянец знамён крылья Стрибога, даровал им великую силу Велес, осенил боевой десницей Перун, и вновь благословляла лучами своими Мати Зáря, зане теперь и в их дланях дремал священный огонь, который обратят они на защиту Родной Земли.
Отгремело веселье, завершился княжеский пир. Вадим стоял в деревянной галерее и смотрел за реку, где стоял ровным рядом бор. В сумерках сосны казались выкованными из стали, стоящими плотной нерушимой стеной. Мечталось княжичу, что эта стена раздвинется, и выпорхнет, как голубка из клетки та, что встретилась ему в полдень, подарила исцеление и невиданную силу.
Юноша и не заметил, как ему на плечо легла тяжелая, но неизъяснимо родная десница воеводы Веловея:
– Ну чего ты здесь полуночничаешь? О чем задумался? Никак о престоле?
– Нет, дядя…
– Сказывай, о чем, иначе так столбом до рассвета простоишь.
– А ты отцу не скажешь?
– Да что ты такого увидел?
– Увидел я в бору деву в светлых одеждах, с прекрасной русой косой. Восседала она на боевом коне, впрямь подумалось, что сама Дива Дыевна спустилась из Сварги. Но потом увидел я, как спустилась цветы собрать…
Слушал своего воспитанника воевода, и мелькала улыбка под окладистой бородой его, зане сбылось желание его: всадницей той могла быть только дочь его, Зарислава. Милостивы Боги к великим Родам, даровав в Перунов день первую искру великой любви.
Глава 4. Нити Макоши
Воевода Веловей не стал сказывать князю о том, что Вадим и Зарислава виделись, да еще и в такой день. Он помнил о том дне, в который проходило сватовство самого Гостомысла, чтил и уважал строгие обычаи. Да и старшему княжичу еще предстояло много постичь и познать.
Жизнь вдали от отцова терема – это не одни выезды на охоту, пиры да забавы. Изборское городище стояло мощным заслоном против любого недруга, который бы пожелал вероломно ударить с севера. Только на первый взгляд казались послушными и дружелюбными все иноземцы, а на деле каждый желал ударить в спину.
Каждое утро Вадим, прежде чем перейти к своим многочисленным делам, вспоминал услышанные в далеком детстве слова отца: «Как заря полог тумана режет, стремясь подарить новый день, так княжеский род борется с врагами Руси, с теми, кто желает лишить эти земли единства и лада». Только вот чувствовал он, что враг не там, за туманной далью, а в отчем тереме – собственный меньшой брат.
Рарог желал идти против всех обычаев: требовал считать себя посвященным в мужи, носил настоящее оружие и постоянно твердил, что Изборск должен принадлежать ему. Не значили ничего для младшего княжича ни мудрые наставления воеводы, ни властные речи отца-повелителя, ни нежные мольбы и слёзы матери.
Именно княгиня Семолада заступалась за Рарога перед Гостомыслом, или думала, что заступается. Меньшой сын был ее светом, ее отрадой, её ослепленному материнской любовью взгляду казалось, что если дать обоим братьям равное, то и не произойдет мятежа.
Князь впервые до конца не знал, как ему быть: в каждом порыве Рарога была искра мятежа. Гостомысл советовался с Веловеем и старшей дружиной, в тереме слышал бесконечные упреки и гневные речи жены. В итоге он решил немного уступить, отдав младшему княжичу во владение одно из охотничьих городищ и разрешив небольшую личную дружину. Рарог поселился в дарованном тереме вместе со своими людьми, среди которых были не только русичи, но и царьградцы, и ярлы. О, как бы малая искра не дала начало большому пожару!
Но колесо года на месте не стоит, казалось, еще недавно шли на поля жнецы, а тут уже золотила осень верхушки деревьев и обширные нивы, близился день Лады. Вот тогда и решили в великом доме, что сватовство старшего сына принесет в терем мир и лад. И князь Гостомысл и воевода Веловей были готовы обручить своих детей, да начать готовиться к настоящей свадьбе. Поддержала Гостомысла его сестра, Умила, она желала уберечь своего единственного сына Ростислава от битв и надеялась, что справедливый и мудрый старший наследник престола не станет проливать родную кровь, создав свой собственный очаг. В жене же как всегда не видел поддержки князь.
Семолада твердила только о том, что если выбрали невесту для Вадима, то пусть выберут и для Рарога, а еще гневно уверяла, что стоит сместить воеводу Веловея, зане желает он достичь тайной власти при помощи руки своей дочери. А еще говорила о том, что Зарислава ведет себя так, как деве не подобает, и ходят слухи о том, что, возможно, и честь её уже потеряна. Но не верил такой клевете Гостомысл и впервые молился не мудрому Велесу, не величавому Перуну, а хозяйке судеб – Макоши: