Ну тогда.
Мне это даже нравится.
Все остальные хотели докопаться до правды. Все считали, что имеют право требовать, чтобы я выдала все свои темные секреты. Это было действительно приятно встретить кого-то, кто признавал мое право держать свои личные чувства в секрете, это было, вероятно, самое лучшее, что я когда-либо слышала от кого-либо прежде.
Я натянуто кивнула ему, откидывая одеяло и выбираясь из кровати.
— Я не хочу говорить об этом, — объяснила я без всякой необходимости, но тишина в комнате была оглушительной, так как он выключил телевизор. Я направилась на кухню. — Возвращайся спать. Если хочешь, можешь даже лечь в кровать. Я не собираюсь снова засыпать, — призналась я, пожав плечами, когда вытащила кофейник из его кофеварки и отнесла его в раковину, чтобы вымыть. — Не волнуйся, — добавила я в ответ на его ожидаемое молчание, — я не собираюсь убегать. На улице темно, как в аду. Кто знает, что творится в этих лесах.
Я полагала, что он сделал так, как я сказала, пока я не отмыла кофейник и не нашла молотый кофе в шкафу так высоко, куда простые смертные никогда не могли бы добраться. Я сделала слегка неловкий прыжок, прежде чем заворчала, готовая схватить стул в столовой, когда почувствовала его присутствие позади меня. То есть… прямо за мной. Вся его грудь была прижата к моей спине. Интересно, всегда ли он так спокойно относился к понятию «личное пространство»? Моя голова поднялась вверх, так что макушка уперлась в его грудь, мои брови вопросительно сдвинулись, когда я посмотрела в основном на его бороду.
— Кофе, — объяснил он, и мой взгляд уловил движение его руки, которая потянулась в шкаф и вытащила кофе.
А, ну да. Кофе.
Я кивнула, позволяя своей голове отлипнуть от его груди и заставляя свои руки открыть кофе и положить зерна в машину.
— Иди спать, — повторила я, когда тишина затянулась, а он все еще не двигался из-за моей спины. Меня охватило странное, совершенно безумное, бессмысленное, нехарактерное для меня желание повернуться и уткнуться лицом в его грудь, обнять его. Сказать, что это было тревожное желание, было бы преуменьшением. Я не обнимаю людей. Я, конечно, никогда не обнимала мужчин. Я действовала не так. У меня не было такого драйва, как у нормальных женщин. Люди никогда не были для меня безопасным местом для посадки. Но тяга была там, прямо под моей грудной клеткой, умоляя меня сделать это, окружить себя его силой, позволить ей поселиться в моих костях. Но это было просто смешно. Поэтому на выдохе я заставила себя отодвинуться в сторону и подальше от него. — Сколько сейчас времени? — спросила я, обнаружив, что у меня нет сотового, так как я оставила его в сумке в машине, куда мне, очевидно, не разрешалось ехать.
— Четыре, — легко ответил он, даже не взглянув на часы.
— Иисус. — Что, черт возьми, я буду делать с тобой еще пару часов в темноте? — Ну что ж, спасибо за кофе. Оно мне, э-э, понадобится. Так… да… возвращайся в постель.
— Я в порядке, — сказал он, отодвигаясь, чтобы прислониться к кухонному столу, хватаясь руками за край, все еще сосредотачиваясь на мне так, что мне захотелось исчезнуть.
— До восхода солнца еще пара часов. Я этого не хотела…
— Женщина, — оборвал он меня.
— Что? — спросила я, когда он не стал вдаваться в подробности. Неужели слово «женщина» в мужском языке означает нечто большее, чем просто слово?
— Сказал, что я в порядке.
И я догадалась, что так оно и было, потому что он оттолкнулся от стойки и пошел в ванную. Через минуту я услышала шум льющегося душа. Не зная, что делать, пока кофе не закапает, я застелила постель и принялась рыться в поисках кружек. Через мгновение дверь распахнулась, и я резко повернула голову. И черт возьми.
Да уж… Волк не брал с собой одежду, когда шел в ванную. Наверное, из-за того, что он так привык быть один и ходить голым после душа, это совершенно вылетело у него из головы. Потому что он стоял в дверях ванной комнаты с одним из своих белых банных полотенец, висящих низко на бедрах. Оно было туго натянуто вокруг его массивного тела, и у меня сложилось отчетливое впечатление, что любое движение могло заставить полотенце упасть к ногам. Я вроде как хотела, чтобы оно упало.
Опять же, странно.
У меня даже не было сексуального влечения. Буквально. Никогда. Это вообще не было частью моей жизни. Не после всего того дерьма, что я… Да, я не собиралась об этом думать. Скажем так, секс не был частью моей жизни. Так что желание увидеть его прикрытый кусочек тела было так не похоже на меня. Кроме того, то, что не было прикрыто полотенцем, было достаточно, чтобы принять. От полностью обнаженного тела, открывающего ширину его сильных плеч и груди, до впадин его брюшных мышц, до выпуклой мощи его рук и безошибочной силы его ног. Потом, конечно, были еще и чернила. В смысле, тату. Они были у него, и в избытке. Как человек, который, очевидно, сам ценил быть человеческим холстом, я действительно наслаждалась просмотром работ других людей. Волк не был исключением. С другого конца комнаты я не могла разглядеть, как они змеились по его рукам и груди, но я видела восьмерку, паутину, цветы и какую-то птицу. Посередине груди у него красовалась жирная надпись: «Приспешники».