И я ничего не могла с собой поделать. Я открыла цепочку сообщений и прокрутила вниз. Алекс была не только блестящим хакером, но и целеустремленной. С огромным количеством информации, которой она располагала о Лексе, от истории браузера до того, где он брал кофе, до имен приемных семей, с которыми он жил, когда рос. Судя по всему, она потратила годы на сбор информации. Некоторая из них была бесполезна, просто чепуха. Но у нее были и другие сведенья. Она получила информацию об изнасилованиях от женщин, которые утверждали, что Лекс Кит напал на них. Хуже того, у нее были фотографии и видео, которые она, должно быть, украла с жесткого диска Лекса.
Когда я наткнулась на них, у меня внутри все перевернулось.
Мои фотографии.
Фотографии, которые он сделал, когда у него была я.
Восемь лет назад мне было шестнадцать. Я была молода, непобедима, бесстрашна. Я не обращала внимания на предупреждения матери о том, что по ночам я не должна гулять одна, о системе друзей (прим.пер.: «Система дружеской взаимопомощи» основывается на следующем принципе: «Поделиться проблемой — значит наполовину ее решить». Такими друзьями становятся обычно люди со сходными проблемами или нуждами. Ведь благодаря взаимной поддержке, трудности преодолеваются легче, чем по одиночке.), о тех частях города, куда не следует заходить. В конце концов, нам нужно было беспокоиться о банде с Третьей улицы.
Ирония судьбы? Я прошла мимо парней с Третьей Улицы милю или около того, сидя на крыльце и наблюдая, как их проститутки ходят взад и вперед по улице. Меня окликнули, мое юное эго восприняло домогательства как комплимент, и я дерзко улыбнулась им через плечо. Они не преследовали меня. Они ничего не делали, только подталкивали друг друга локтями и предлагали мне приглашение, которое мне даже не нужно было отклонять.
Вот что забавно в ложном чувстве безопасности… Я думала, что пройти мимо парней с Третьей Улицы было худшей частью моего пути домой. Когда я перешла из трущоб в пригородный район, мне показалось, что я в безопасности. Чего было бояться? Там были работающие уличные фонари, ухоженные дома, белые штакетники, черт возьми. Там нечего было бояться, кроме того, что кто-то вызовет полицию, потому что какая-то девочка-подросток, вся разодетая в готический бунт, была на их улицах.
Поэтому, когда машина замедлила ход и кто-то окликнул меня, я легко повернулась, ожидая, что мне нужно будет просто кому-то ответить.
Ведь придумали фразу «молодой и глупый» не просто так.
Меня даже не смутило, что на переднем сиденье машины сидят двое мужчин, а я одна и беззащитна. Эта опасность даже не ощущалась.
Поэтому, когда машина полностью остановилась, дверь распахнулась и я поняла свою ошибку, было уже слишком поздно. Меня швырнули на заднее сиденье рядом с человеком, который ехал на пассажирском сиденье, используя все, что было в моем очень маленьком, очень мягком и нетренированном теле, чтобы бороться, чтобы попытаться освободиться — ногти, кулаки, зубы, ноги. Я перепробовал все, пока кулак не ударил меня по голове, и все потемнело.
Я проснулась через некоторое время, плечи кричали от боли и было холоднее, чем когда-либо в моей жизни. Мои глаза медленно открылись, сознание возвращалось ко мне по частям. Сначала я поняла, что у меня болят плечи, потому что я висела привязанная за запястья. Во-вторых, я поняла, что замерзла, потому что моя одежда исчезла. Вся. Я была голой. Также поняла, что я была в подвале, все стены из шлакоблоков, цементный пол и никаких окон. В-третьих, у меня было ослепляющее, парализующее понимание того, что со мной произойдет.
Я была голой в подвале, висела привязанная за запястья после того, как двое мужчин похитили меня с улицы. Я могла быть бесстрашной и немного туповатой из-за своей собственной беспечности, но я не была глупой. Они не держали меня в подвале прикованной и голой, чтобы научить играть в карты и говорить о том, насколько лучше все было до того, как технологии начала разрывать нас на части.
Нет.
Меня собирались пытать.
Я собиралась быть, я с трудом сглотнула, даже подумав об этом слове, изнасилованной.
И я ничего, ни черта не могла с этим поделать.
В то время я понятия не имела, кто такой Лекс Кит. Он все еще был молод, все еще платил свои долги, прокладывая себе путь в криминальное днище. Я о нем не слышала. Поэтому понятия не имела, что он не просто насильник. Он был садистом. Он получал удовольствие от боли и был очень, очень хорош в поиске новых и изобретательных способов ее создания. Несколько дней меня резали на куски, маленькие поверхностные порезы вдоль и поперек моих рук, порезы, предназначенные для того, чтобы жалить и пугать меня, но не причинять никаких необратимых повреждений — просто маленькие белые шрамы, которые я покрою татуировками.