— Она спит.
Голова Коллингса дернулась назад, брови сошлись на переносице. Потом он посмотрел на меня и кивнул. — Знаешь, Волк, если оставить в стороне все беззакония и для тебя, я думаю, ты тоже вполне порядочный человек. — Он помолчал. — Когда появилась эта новость, Волк? Там были фотографии. Лица женщин были размыты, но то, что с ними делали… — он покачал головой. — Но даже в маске сходство было слишком сильным, чтобы отрицать. Одна из этих женщин была очень молодой, очень жестоко измученная Джейни. — Я крепко зажмурился от этого образа, проглатывая подступившую к горлу желчь. Однажды, я надеялся, что этот образ исчезнет для меня, так же, как я надеялся, что он исчезнет для нее.
— Некоторые люди заслуживают смерти, Волк. Вот почему я верю в смертную казнь. Некоторым мужчинам не следует позволять себе роскошь дышать после того дерьма, которое они натворили. Но это дерьмо может заслужить двадцать лет. Двадцать лет сидеть в камере, есть на деньги налогоплательщиков, носить вещи, купленные за деньги налогоплательщиков. Если и есть что-то, что дает тебе эта работа, когда ты занимаешься ею так же долго, как я, так это перспективу. Я бы предпочел, чтобы такие куски дерьма, как Лекс Кит, встретили кровавый конец на улице, чем потом жили бы в камере, все еще управляя организацией, построенной на крови и боли из-за этих прутьев. Эти улицы безопаснее для женщин, когда этот ублюдок мертв. И если, сделав это, ты купил своей женщине чувство безопасности и свободы, которой у нее никогда не было, что ж, тогда я счастлив за вас обоих.
С этими словами он вышел и через несколько минут вернулся с моей одеждой.
Десять минут спустя Рейн уже входил в здание участка, изо всех сил стараясь сдержать улыбку.
— Слава богу, что ты свободен, чувак. У меня полно забот с моей собственной женщиной. Я не могу иметь дело и с твоей. Вчера у нее были Саммер и Ло, которые занимались стрельбой по мишеням. Я видел, как жизнь пронеслась перед моими глазами.
— Она хороший стрелок, — возразил я, когда мы вышли к ожидавшему меня грузовику.
— Должно быть, кто-то научил ее фокусу с монетами, — сказала Рейн, глядя на меня с пассажирской стороны, когда я повернул грузовик. — С ней все в порядке, Волк. Я знаю, что ты волновался. Работа помогала ей оставаться в здравом уме. И наличие Репо, чтобы составить ей компанию, когда она не могла спать, тоже помогало. На самом деле, они оба вырубились на диване перед недопитым пивом и почти полной миской попкорна.
— Хорошо, — кивнул я, сворачивая в сторону лагеря.
— Знаешь, что мы не занимаемся этим дрянным дерьмом, — сказал Рейн, когда тишина затянулась. — Но, когда в моей жизни впервые появилась Саммер, ты сказал мне, что она хорошая женщина. Для тебя это был практически гребаный разговор, поэтому я решил, что теперь, когда у тебя появилась женщина, я должен сказать…
— Так скажи.
Рейн фыркнул. — Я люблю ее из-за тебя, Волк. Если бы мне кто-то сказал год назад, что ты в конечном итоге будешь с кем-то вроде нее, или вообще с кем-то, я бы сказал, что они сумасшедшие. Но то же самое я могу сказать о Кэше и Ло.
— Рейн… — Я рассмеялся, закатывая глаза.
— Отвали. Не привык к такому обмену дерьмом. Я хочу сказать, что она хороша для тебя. И ты чертовски хорош для нее. Приручи ее немного.
— Джейни? Приручить? — спросил я, улыбаясь, припарковывая грузовик. — Не хотелось бы, чтобы она была ручной, — добавил я, когда мы вылезли из грузовика и направились к входной двери.
И я действительно не хочу, чтобы она была ручной. Нравилось ли мне, что она чувствовала себя достаточно комфортно со мной, чтобы при случае показать более мягкую сторону? Да. Но я не хотел ее из-за ее способности стать кем-то другим, чем она была. Мне понравились все ее грани. Мне нравились ее комментарии от начала и до конца. Мне нравилось, как она могла бороться за самые глупые мелочи с такой же страстью, как и за дерьмо, которое действительно имело значение. Мне нравилось, что она была способна на все, к чему стремилась, и была открыта для предложений стать лучше. Мне нравилось, что она была дерьмовой кухаркой, но чертовски эффектной уборщицей на месте преступления. Мне нравилось, что у нее явно не было опыта подпускать мужчин, и это пугало ее, и она колебалась, но и не пыталась оттолкнуть меня.
Это редкая вещь в жизни — найти человека, который дополнял бы тебя, который был силен там, где ты был слаб, терпелив там, где ты был неугомонен, отдавался, когда ты был полностью истощен. Вот что у меня было с Джейни. Дело было не в том, что один из нас всегда был сильным, терпеливым или уступчивым, а в том, что у нас обоих было достаточно сил, чтобы взять слабину, которую другой должен был отдать.
У меня не было иллюзий альфа-самца. Она будет драться со мной зубами и когтями. Она будет бушевать, кричать, плеваться и царапаться. Ее нельзя было ни контролировать, ни приручить. Но нет ничего прекраснее дикого зверя. И не было ничего более душераздирающего, чем видеть, как одного из этих диких животных ломают в клетке.
— Ей нужно поспать, — сказал Репо, глядя на меня, когда я вошел. Он втиснулся в угол дивана без рубашки, Джейни занимала все пространство даже с ее крошечным телом.
— И тебе тоже, — сказал я, кивая ему, разглядывая красные глаза и синие мешки под ними. Как и Джейни, он мог большую часть недели не спать временами из-за какой-то травмы, которую он все еще не готов был разделить ни с кем из нас, и, возможно, никогда не сможет.
Он кивнул, убрал ноги Джейни со своих ног и встал. — Рад видеть тебя на свободе, — сказал он, кивнув мне, и направился в свою комнату.
— Ну что ж, оставляю тебя, — сказал Рейн, понимающе улыбаясь. — Но не забудь спросить ее, что она сказала всем нам, когда вернулась вчера после встречи с Грасси.
— Что она сказала? — спросил я, подходя к дивану и присаживаясь рядом с ней, убирая волосы с ее лица.
— Это она должна тебе сказать, но сделай так, чтобы она это сделала сама.
С этими словами он ушел, и мы остались одни.
Я должен был поступить правильно и оставить ее там, сесть на место, оставленное Репо, и позволить ей отдохнуть, в этом она, очевидно, нуждалась. Но мне нужно было, чтобы она была рядом, прижалась ко мне, положила голову мне на грудь. Быть чертовски уверенным, что ты никогда больше не обнимешь женщину, о которой заботишься. Я нуждался в ней.
Я просунул одну руку ей под колени, другой обнял за плечи, прижал к груди и поднял. Толкающее движение заставило ее ворчать во сне, прежде чем ее глаза резко открылись, когда мы двинулись к моей комнате.
— Это не мой обычный сон, — пробормотала она, сдвинув брови.
— Это не сон.
— Боже, даже во сне Волк не использует целые предложения, — сказала она, закатив глаза.
Я почувствовал, что хихикаю, наклоняясь и быстро целуя ее в губы. Ее глаза мгновенно очистились от сонного тумана, рот слегка приоткрылся, когда все ее тело попыталось выпрямиться. — Волк?
— Ты спала, — сказал я, приподнимая ее на колене, чтобы освободить руку и открыть дверь. Я внес ее внутрь и пинком закрыл дверь.
— Что? Как? — Ее рот оставался комично широко открытым, как будто она не знала, что сказать.
— Лишилась дара речи? Ты? — Я рассмеялся, опуская ее на середину кровати. — Чудо.
— Ты можешь снова стать умником, как только расскажешь мне, какого черта ты здесь делаешь.
Я сбросил ботинки, потянулся за спину, чтобы снять рубашку и отбросить ее в сторону. — Ты хотела, чтобы я вышел.
— Да…
— Я вышел.
— Да, но…
— Коллингс, — подсказал я, потянувшись к пуговице и молнии. Ее глаза проследили за движением, и я увидел, как ее глаза почти мгновенно потяжелели. — Думаешь о чем-то? — поддразнил я, улыбнувшись.