Ну или… снова о еде?
Ну, чтобы разнообразить повестку.
— Прием? — Голливуд не унимался.
— Я сосредоточен на деле.
Рейдж встал перед ним, и учитывая его габариты, казалось, что земля извергла огромную блондинистую гору красоты. С хлеборезкой, которая в отсутствие в нем хлеба никогда не закрывалась.
— Мы уже сколько кварталов прошли бесцельно? — спросил брат. — Что случилось?
— Ладно, хочешь поболтать? Ответь мне на такой вопрос. Как прохождение трехсот пятидесяти тысяч шагов коррелирует с разговорчивостью…
— Ви, что тебя парит? — Рейдж скрестил руки поверх черных кинжалов на груди, покоившихся в ножках рукоятями вниз. Потом он поморщился. — На самом деле, давай ты расскажешь мне, что тебя тревожит? Думаю, твоей неумной голове лучше выговориться. Без обид.
Ви прислонился спиной к стене клуба. Внутри гремела музыка, вибрацией отдаваясь в цементные стены и превращая их в массажное кресло.
— Вишес, что тебе приснилось? — раздался вопрос, который он боялся услышать.
Он покачал головой.
— Ты не знаешь меня.
— Черта с два. Что ты увидел? — Не получив ответа, брат продолжил: — Кто умер?
— Кто сказал, что кто-то умер?
— У тебя не бывает радостных видений, Ви. Ты ни разу не поведал о том, что тебе приснилась пачка «Лэйса» с луком и сметаной. Или «Доритос». Черт, даже крендели «Снайдес» сошли бы.
— Крендели?
— Ага, с арахисовой пастой. Вкуснотища. — Рейдж пожал плечами. — Я что хочу сказать: ты бы поделился, если бы увидел такие штуки в моем будущем. Да?
— Позволь уточнить: ты забиваешь рот крендельками, и при этом лезешь мне в душу?
— Не стоит ненавидеть крендельки. И давай ближе к теме.
— Вот именно. Напомню: мы ищем пропавшую женщину-офицера полиции, которая прикидывается наркоторговцем, и здесь мы видели ее в последний раз.
— Что тебе приснилось днем?
Так, вот в чем проблема с Рейджем: брат был настырным ублюдком… и бил не в бровь, а в глаз.
О, а еще был тот факт, что Ви вроде как хотел поговорить об этом. Хм, у Рейджа жена — психотерапевт, да? Вот в чем частично секрет его успеха.
Не то, чтобы он горел желанием препарировать свой мозг.
Слова сами вылетели из его рта:
— Я видел, как Хосе де ла Крузу снесут голову с плеч.
Рейдж потер глаза так, будто их защипало.
— Бывший напарник Бутча.
— Нет, какой-то левый чувак в Колдвелле с таким же именем… — Ви вскинул руку. — Прости. Веду себя как истеричка.
— Да ничего. Тебе положено бесится. А что еще делать с такой информацией?
— И когда — не ясно. Это может произойти через десять лет. Или завтра вечером.
— Или сегодня ночью…
— Срань Господня, — перебил его Ви. — Тот чувак.
Рейдж резко развернулся и прищурился в темноте.
— Точно. Из того места.
Ви обошел Голливуда и затопал по улице, следуя за человеческим мужчиной шести футов ростом, но весом всего в сто двадцать фунтов. Наркоман был в той же одежде, что и несколько ночей назад, когда коп под прикрытием отвела его приют Святой Богоматери в паре улиц отсюда.
— Хэй, — крикнул Ви. — Дружище.
Мужчина оглянулся через плечо, бросил взгляд на двух головорезов… и сорвался с места на удивительной скорости. С другой стороны, может, у него большой опыт вот в таких спринтах.
Ви лениво побежал за ним, прекрасно понимая, что это тело не способно на марафон. И да, через три квартала ближе к реке, парень начал выдыхаться. Когда по классике подвело дыхание… он остановился, упершись руками в колени, давая легким возможность качать воздух… и Ви с Рейджем затормозили рядом с ним.
Флэш Гордон, задыхаясь, поднял взгляд.
— Я не-не-не… я не… делал… этого….
— Не торопись, — пробормотал Ви. — Мы подождем.
Достав портсигар, он открыл крышку и предложил самокрутку человеку… и словно сигареты были глотком свежего воздуха или как минимум кислородной маской, парень дрожащими пальцами потянулся к самокрутке.
— Давай, я достану. — Ви протянул руку в перчатке. — Здесь только табак. Но он турецкий. Самый лучший.
— С-с-спасибо, мужик.
Парень сжал сигарету губами, а потом наклонил голову вперед, к протянутой зажигалке. Когда он раскурил сигарету, никотин подействовал, успокаивая учащенное дыхание.
Спустя три затяжки парень сказал:
— Я не делал этого. Правда.
— Я тебя ни в чем не обвиняю, — Ви указал пальцем за плечо. — Мой брат тоже.
Взгляд, который в восьмидесятилетнем возрасте назвали мы ревматическим, заметался между ними.
— Мы не родные, — объяснил Ви.