Рут Рэнделл
Волк на заклание
Арнольд Беннет
Отель «Гранд Вавилон»
Рут Рэнделл
Волк на заклание
(Пер. с англ. Э. Шустера)
Не беспокойся! Путь начертан твой — вчера,
Страстям разрешено играть тобой — вчера.
О чем тебе тужить? Без твоего согласья
Дней будущих твоих уставлен строй — вчера.
Нас опрокинутый, как блюдо, небосвод
Гнетет невзгодами и тьмой лихих забот.
На дружбу кувшина и чаши полюбуйся:
Они целуются, хоть кровь меж них течет.
1
Они походили на людей, собравшихся кого-нибудь убить.
Только представить: полиция останавливает их машину, которая чересчур быстро несется в наступающих сумерках. Мужчине и девушке придется выйти на дорогу и объяснить, почему у них с собой орудие убийства. Объяснения придется давать мужчине, девушка просто не сможет отвечать. Глядя, как в быстро сгущающейся тьме тонкие струйки дождя стекают по ветровому стеклу, она думала о том, что дождевики на них напоминают гангстерскую маскировку, а нож вынут из чехла неспроста.
— Зачем ты его взял? — Это были ее первые слова с тех пор, как они оставили позади Кингсмаркхем и его уличные фонари утонули в моросящем дожде. — С таким ножом ты можешь нарваться на неприятности. — В ее голосе звучали нервозные нотки, но нервничала она не из-за ножа.
Мужчина включил щетки стеклоочистителя.
— А если старушка начнет валять дурака? — сказал он. — А если она передумала? Я смогу припугнуть ее. — Он провел ногтем по плоскости ножа.
— Мне это не очень нравится, — сказала девушка, и опять-таки она имела в виду не только нож.
— Наверное, тебе лучше было остаться дома и ждать минуты, когда он придет? Удивляюсь, как ты вообще согласилась воспользоваться его машиной.
— Я не должна видеть эту женщину, эту Руби. Я посижу в машине в сторонке, а ты пойдешь к двери, — осторожно предложила она.
— Правильно — а она уйдет через заднюю дверь. Я все продумал в субботу.
Стоуэртон предстал сначала в виде оранжевого пятна, потом в тумане поплыли гроздья огней. Они доехали до центра; магазины уже закрылись, жизнь продолжалась только в прачечной. Отработавшие день женщины с зеленоватыми от усталости лицами сидели перед стиральными машинами и, щурясь в резком, слепящем свете, смотрели через застекленные люки, как крутится в барабанах их белье. Гараж Коуторна на углу перекрестка стоял темный, но викторианского стиля дом позади него сиял огнями и из открытой двери неслись звуки танцевальной музыки. Прислушиваясь к музыке, девушка негромко хихикнула. Она заговорила шепотом со своим спутником, что вот, мол, Коуторны устроили вечеринку. Но это не имело к ним никакого отношения, и мужчина лишь безразлично кивнул и спросил:
— Который час?
При повороте в боковую улочку она мельком увидела часы на соборе.
— Почти восемь.
— Прекрасно, — откликнулся он. Повернув голову в ту сторону, где были огни и музыка, он поднял два пальца и с насмешкой сказал:
— Думаю, старый Коуторн хотел бы оказаться на моем месте.
Промытые дождем серые улицы казались совершенно одинаковыми. Чахлые деревья росли на тротуаре с интервалом в четыре ярда, их корни могучим усилием кое-где разорвали сковавший их асфальт, и там образовались трещины. Приземистые дома тянулись вдоль улицы однообразными рядами. Все они были без гаражей, и почти у каждого дома, заняв половину тротуара, темнел автомобиль.
— Вот мы и приехали. Чартерис-роуд, номер восемьдесят два, как раз на углу. Прекрасно, в передней комнате свет. А что если она подложила нам свинью, спраздновала труса и удрала? — Он сунул нож в карман; девушка видела, как, блеснув, лезвие скрылось в рукоятке. — Мне бы это не понравилось, — сказал он.
— Мне бы тоже, — отозвалась девушка. Голос ее был спокоен, но в нем чувствовалось скрытое возбуждение.
Дождь ускорил приход ночи, в машине было темно, так темно, что не разглядеть лиц. Руки мужчины и девушки встретились, когда оба потянулись за маленькой золотой зажигалкой. В свете язычка пламени черты его лица выступили из мрака, и у девушки перехватило дыхание.
— Ты прелесть, — сказал он. — Боже, как ты красива. — Он провел рукой по ее шее, и пальцы его задержались в ямочке между ключицами. Несколько секунд они смотрели друг на друга, неровное маленькое пламя заставляло плясать тени на их лицах. Он закрыл зажигалку и распахнул дверцу машины. Она вертела в руках золотой параллелепипед и, напрягая зрение, разглядывала надпись: «Энн, светочу моей жизни».