Берден почувствовал некоторую неловкость — вроде бы положено хвалить картину, когда ее показывает художник, — и осторожно сказал:
— Очень красивая. Здорово.
— Да, чудесная работа, одна из моих лучших.
Марголис не выказал признательности, не благодарил. Он поставил картину на свободный мольберт и со счастливым выражением на лице любовался портретом; хорошее настроение вернулось к нему.
— Так, мистер Марголис, — сурово произнес Берден, — в делах, подобных этому, положено спрашивать ближайших родственников, где, по их мнению, может находиться пропавший человек. — Художник кивнул, но не повернулся к Вердену. — Прошу вас сосредоточиться, сэр. Что думаете лично вы: где сейчас ваша сестра?
Берден поймал себя на том, что начинает говорить, как строгий школьный учитель, и осекся. С момента своего появления в Куинс-Коттедж Берден не выпускал из памяти газетную статью, но только как ориентир, как сведения о брате и сестре. Теперь он вспомнил, почему статья была написана и кто такой Марголис. Берден находился рядом с гением или, — если допустить, что журналист преувеличил, — большим талантом. Марголис не походил на других людей. Что-то в его пальцах и голове ставило его особняком; возможно, оценить и постигнуть это «что-то» удастся лишь через много лет после смерти художника. Берден почувствовал почти благоговение, хотя его по-прежнему смущал беспорядок, царивший вокруг, да и сам художник, бледноликое создание, был похож больше на битника, чем на современного Рембрандта. Но кто такой Берден, провинциальный полицейский, чтобы судить, насмехаться, — разве не один из местных обывателей? Голос Вердена смягчился, когда он повторил свой вопрос:
— Где, по-вашему, мистер Марголис, она может находиться?
— С каким-нибудь из своих приятелей. Их у нее десятки. — Он повернулся к Вердену, и стало ясно, что его переливчатые глаза видят не Вердена, а одному ему ведомые таинственные дали. Интересно, приходилось ли Рембрандту иметь дело с теми, кто в его время был полицией? Наверно, тогда гении встречались чаще, подумалось Вердену. Их было больше, и люди знали, как вести с ними дела. — Вернее, я бы так подумал, — добавил Марголис, — если бы не записка.
Берден подскочил. Неужели и Марголис получил анонимное письмо?
— Какая записка? Насчет вашей сестры?
— Дело в том, что записки не было, хотя она должна была быть. Понимаете, Энн часто неожиданно отлучается, и обычно она не тревожит меня, если я работаю или сплю. — Марголис запустил пальцы в длинные прямые волосы. — А мне кажется, ничего другого я почти не делаю — только работаю и сплю. Она всегда оставляет записку на видном месте — около кровати или еще где-нибудь. — Казалось, на художника нахлынули воспоминания о былой заботливости сестры. — Обычно очень подробную записку: куда и с кем она идет, как поддерживать чистоту и порядок и… про кое-какие мелочи, которые мне следует сделать. — Он нерешительно улыбнулся, но тут же скис, потому что зазвонил телефон. — Это наверняка старый зануда Рассел Коуторн, — сказал Марголис. — Донимает меня: хочет знать, где сестра.
Он дотянулся до телефонной трубки и поставил локоть на кусок засохшего сыра.
— Нет ее дома. Я не знаю, где она. — Наблюдая за художником, Берден раздумывал, что означают эти мелочи, которые вписывала Энн в записки брату. Даже такой пустяк, как телефонный разговор, как будто ввергал Марголиса в состояние угрюмой мизантропии. — Полиция уже здесь, если вам так интересно. Конечно, дам знать, если она вернется. Да, да, да. Как понимать «вы заглянете ко мне»? Не думаю, что это сейчас возможно. Мы никогда с вами не встречались.
— А теперь встретитесь, мистер Марголис, — спокойно объявил Берден. — Мы с вами немедленно отправляемся проведать мистера Коуторна.
4
Вексфорд внимательно разглядывал два листа бумаги — чистый и тот, на котором красной пастой было написано несколько строк. Текстура, цвет, тиснение — все совпадало.
— Из магазина Бреддона, сэр, — сказал сержант Мартин. — Гровер торгует только бумагой в пачках и тем, что они называют блоками для рисования. Бреддон выписывает эту бумагу из одного места в Лондоне.
— Вы хотите сказать — заказывает?
— Да, сэр. К счастью, магазин поставляет ее только одному покупателю — миссис Эдилин Харпер, проживающей на Уотерфорд-авеню в Стоуэртоне.
— Район богатых, — сказал Вексфорд. — Большие старинные дома.