Уличный фонарь на углу ярко освещал пространство от бордюрного камня до ворот. Мужчина пересек световой круг, отбрасывая черную тень, чересчур отчетливую для этого вечера размытых очертаний. Мужчина направлялся к бедному, невзрачному дому, перед которым даже не было лужайки. Вместо нее вдоль фасада тянулась полоска земли, окаймленная по периметру камнем, — почти могила.
На ступеньке перед дверью он стал чуть слева, так, чтобы женщина, которая выйдет на его стук, не увидела мокрой и блестящей в свете фонаря задней части зеленой машины, — женщина не должна была видеть больше, чем нужно. Переступая с ноги на ногу, он терпеливо ждал. Нитками стеклянных бус с подоконников падали дождевые капли.
Услышав шаги в доме, он замер и негромко кашлянул. Внезапно за ромбовидной прозрачной вставкой в одной из створок двери вспыхнул свет и, как в раме, вырисовалась рыжеволосая женская голова с покрытым морщинами накрашенным лицом, на котором застыло выражение тревожной готовности. Щелкнул отпираемый замок. Мужчина сунул руки в карманы: в правом он нащупал гладкую полированную рукоятку; ему хотелось, чтобы все окончилось благополучно.
Когда же все пошло плохо, отвратительно, мужчина ощутил близость рока, неизбежности. Рано или поздно это должно было случиться, так или иначе. Они запахнулись в свои плащи, и мужчина попробовал шарфом остановить кровь.
— Врача, — стонала девушка, — врача или скорее в больницу.
Он не хотел ни того, ни другого, если этого можно было избежать. Нож опять лежал в правом кармане, и мужчина хотел теперь одного — набрать в легкие воздуха, почувствовать капли дождя на лице и добраться до машины.
Ужас смерти был написан на лицах обоих, мужчина не мог смотреть девушке в глаза — широко открытые, они покраснели, словно в зрачках отражалась кровь. Охваченные паникой, они, пошатываясь и поддерживая друг друга, прошли по дорожке мимо похожего на могилу клочка земли под окнами дома. Дверца автомобиля оставалась открытой, и девушка рухнула на сиденье.
— Встань, — сказал мужчина. — Соберись с силами. Нужно убраться отсюда. — Его голос доносился издалека, оттуда, где, как казалось когда-то, обитает смерть. Машина дергалась и виляла. Руки девушки дрожали, дыхание было хриплым.
— С тобой ничего не будет. Ерунда — такое крошечное лезвие!
— Почему ты сделала это? Почему? Почему?
— Эта старушенция. Эта Руби… Теперь уже слишком поздно.
«Слишком поздно». Вполне подходит для последнего слова на похоронах. Когда машина проезжала мимо гаража, из дома Коуторна снова донеслась музыка, но не похоронная — там танцевали. Вырывавшийся из распахнутой настежь парадной двери сноп желтого света высветил темные лужи. Машина миновала магазины. Кончились коттеджи и вместе с ними — уличные фонари. Дождь перестал, но от земли поднимались влажные испарения. Они, как в тоннеле, ехали между двумя рядами деревьев, с которых тихо капала вода, как по длинному скользкому языку огромного влажного рта, готового проглотить их.
Огибая лужи, то попадая в полосу света, то исчезая из нее, гости Коуторнов приходили и уходили. Входивших в дом встречала музыка, сухая горячая музыка, так непохожая на ночь. С бокалом в руке из двери вышел молодой человек. В нем кипели веселье и joie de vivre[1], но вечеринка уже потеряла для него интерес. Молодой человек заговорил с пьяным в припаркованном автомобиле, но тому было не до разговоров. Молодой человек допил вино и поставил бокал на колонку с дизельным топливом. С кем же поболтать сейчас, кроме старушенции с заостренным личиком, спешившей, как ему подумалось, домой, поскольку все пабы уже закрылись? И молодой человек приветствовал ее, громко продекламировав:
Старуха усмехнулась в ответ.
— Верно, дорогой, — сказала она. — Веселись.
Молодой человек едва ли смог бы сейчас вести машину. Кроме того, ему помешали бы выехать шесть других машин, владельцы которых веселились в доме. Поэтому он принялся расхаживать взад и вперед в смутной надежде встретить кого-нибудь особенного.
Дождь зарядил снова. Молодой человек с удовольствием чувствовал, как холодные капли стекают по разгоряченному лицу. Перед ним зияла дорога на Кингсмаркхем. В приподнятом настроении, ничуть не чувствуя усталости, молодой человек пошел по ней. Далеко впереди, в самой глотке этого бездонного влажного рта, он видел задние фонари стоящей машины.