— Как бизнес, братан? — сидевший рядом нарушил молчание лишь после того, как машина намотала на колеса примерно полтора километра дороги.
— Да какой, ночью может быть бизнес, натурально? — вздохнул я. — Не видно же ни хрена.
И, засунув руку за пазуху, сделал вид, что чешу ребра. А пальцы тем временем вытащили в более удобную позицию рукоятку «Браунинга». Быть готовым — это не только пионерские салюты направо и налево раздавать.
А хуцпан, сидевший рядом со мной, не отставал. Переварив сказанное, — хотя сделать это было не так просто, поскольку я всыпал в его уши пригоршню никуда не годной хренотени, — он задал еще один вопрос, куда более интересующий его самого и напарников, чем предыдущий:
— А по бабкам как? Нехилые рубишь?
— Чего? — я сделал вид, что тупой, как паровоз и кроме железной дороги вообще ничего хорошего в жизни не видел. Какие такие бабки-дедки? Ничего не знаю, я состав доставляю.
— «Чего»! — передразнил кожаный. — Бабки, вот чего.
— А чего бабки? — еще больше поглупел я. — Бумажные они. Редко кто металлом платит.
— Да хрен с ними, что бумажные! — взорвался парень. — Сколько, говорю, косишь за смену?!
— А ты что, поделить хочешь? — поинтересовался я. — На двоих или на четверых?
— Слушай, ты дурак, что ли? — наконец догадался спросить он. — Давно из психушки? Да мы, если захотим, тебя вообще из доли выкинем.
— Кроме шуток? — перепугался я. — А чем я деток кормить буду?
— Мухами. Хочешь попробовать?
Мне таки удалось их завести. Уж лучше так, чем, вцепившись в баранку обеими руками, ждать начала представления. Черт знает, что у них на уме. Может, решат сразу оглушить. Тюкнут по темени, и мне мой пистолет фирмы известного бельгийского конструктора поможет, как мертвому — валокордин.
— А вы наглые, — усмехнулся я.
— Популярнее, — потребовал кто-то из-за моей спины.
— Пожалуйста, — я не стал упорствовать. — Вы даже место не сменили. Ждали меня там же, где вчера — моего сменщика. Хоть бы прикид поменяли. И чтобы да — так нет. Я вас сразу вычислил, как по фотокарточке.
И все-таки их атака стала для меня в какой-то мере неожиданной. Наверное, виновата темнота в салоне. Это она не дала разглядеть медленных движений одного из сидевших на заднем сиденье. В зеркале заднего вида бледнели только пятна лиц. А хуцпан в это время неторопливо вынимал то ли монтировку, то ли другую какую железяку. Но в последний момент, когда все слова уже покинули мой бойкий рот, я сумел прихватить взглядом взрыв эмоций за спиной и автоматически пригнулся, сунув руку под куртку и хватая мертвой хваткой заждавшийся общения накоротке пистолет.
Монтировка внушительно опустилась на подголовник, попортив его привычную форму. Но моей головы там, слава богу, уже не было, так что обошлось без сотрясения мозга.
Только все равно мне это не очень помогло. Сидевший на пассажирском сиденье мишугенер навалился сверху и принялся с увлечением кататься у меня на спине, стремясь втрамбовать мою не самую компактную тушку в отсек для ног, который, между нами, девочками, говоря, придумывали совсем не для этого.
Надо отдать ему должное — своей цели он почти добился. Наверное, потому что был очень тяжелый. Меня скрючило сильнее, чем эмбриона в утробе матери. Голова находилась где-то в районе пяток, ляжки почти напрочь выдавили кислород из легких. Поясницу разрывало надвое. Я не гимнаст, и мне было слегка не по себе.
Почему-то захотелось что-то срочно изменить в своей жизни. Совсем не к этому я стремился в детстве, понимаете? Несолидно как-то я смотрелся. Даже в собственных глазах.
Как именно изменять — пришлось соображать на ходу. Одно сразу стало ясно — без крови не обойтись. И кровь полилась. Пушку-то я успел схватить. Оставалось только переместить ее в позицию, из которой можно вести огонь по противнику, а не по чему придется. С горем пополам, но мне удалось проделать это. Субъект, продолжавший с неприличным упоением кататься по моей спине, даже не заметил, что роли переменились. Теперь, фигурально, я был на высоте. А ему, получается, уже ничего не светило.
Потому что я пристроил ствол в район его желудка и надавил на спуск. Какая, на хрен, разница — калибр 7.45 или 6.35, когда стреляешь в упор? Парниша, во всяком случае, разницы не ощутил. Кишки на пулю ему намотало так же, как если бы я выстрелил из карабина.
И он неожиданно расхотел делать из меня бульонный кубик. Откинулся к дверце, вытаращил удивленные глаза, схватился за живот руками и принялся ловить ртом воздух. У него больше не было никаких желаний. Кроме одного — понять, что за чертовщина вдруг приключилась с его кишками.