Зрелище это было, конечно, завораживающее, идеальное для съемки (мне, наконец, удалось сделать несколько достойных снимков), но тревожное. Речь не идет о каком-либо намеке на агрессию или дискомфорте – никакого тяжелого взгляда, шерсти дыбом или оскала. Но что было бы, если бы он подошел к другому человеку, который не умеет читать язык тела животного и никогда не встречал волка, к тому, кто может воспринять любое движение навстречу как повод для самозащиты. А если тот направит жалобу в Лесную службу США или Департамент рыболовства и охоты штата Аляски?
Однажды утром, еще до рассвета, нас разбудил волчий тенор, проникающий сквозь толстые тридцатисантиметровые утепленные стены спальни и окна с двойными стеклопакетами. Мы обнаружили его следы в пятидесяти метрах от заднего крыльца, идущие параллельно дороге, что вела к лагерю Лесной службы и ближайшему пляжу у теплого пристанища, известного как «хижина конькобежца». Было ощущение, что волк под покровом темноты пробирается все ближе к нашему жилищу. Изучает? Охотится? Действительно, заяц-беляк, бобер, норка и другая дичь часто забегали на болотистые пруды и в ближайшие порослевые леса, однако этот вой был фактически громким заявлением: я здесь. Неизвестно, что побудило его, но волк, который когда-то старался держаться подальше от берегов озера у подножия горы Макгиннис, постепенно подходил все ближе и ближе и, похоже, уже не собирался никуда уходить. Только так и можно было понять его действия: расширение территории, на которую он заявил свои волчьи права, и исследование уже своих владений. И не важно, нравилось нам это или нет, мы вынуждены были принять эти правила игры.
Глава 3
Ромео
В течение следующих нескольких недель я, можно сказать, видел сон наяву. Я выпивал первую чашку утреннего кофе, вглядывался в предрассветную мглу… и сразу же видел волка, бегущего рысью по замерзшему озеру или свернувшегося клубочком на льду – темное пятнышко жизни, заполнившей всю землю до предела и изменившей саму ее природу. Изменилось и мое собственное понимание своего места в этом мире и того, что может произойти, если только я двигаюсь в нужном направлении. Одно дело знать, что где-то там, в лесу, в той местности, которую ты называешь своим домом, бродят волки, и совсем другое, когда ты видишь одного из них прямо из окна своего жилища, где ты ешь и спишь. Стены, отделяющие тебя от дикого животного, вдруг становятся слишком тонкими.
Черт побери, знаете ли вы хоть одного человека, который, чистя зубы, одновременно наблюдает за волком?! Не раз я ловил себя на мысли, что, должно быть, все это мне только чудится. Но это и вправду был волк – именно в том месте и в ту минуту, – а не какое-то видение. Это было нечто гораздо большее, чем просто признаки волчьего присутствия, такие как старые затертые следы, выветренные кости или чье-то промелькнувшее передвижение. Я пристально вглядывался в то, что фотограф Эдвард Уэстон назвал «самой вещью». Неудивительно, что массу времени я тратил, выглядывая во все окна, мимо которых проходил, и тем более не было ничего странного в том, что часто я бросал все дела, хватал фотокамеру, бинокль и лыжи и уходил на несколько часов.
На тот момент почти все мои встречи с дикими животными – от лосей до росомах – были с незнакомыми мне объектами, и лишь немногие из них были готовы какое-то время потерпеть присутствие человека. Чаще всего это длилось всего несколько секунд, как в случае с лесной куницей, спокойно и с любопытством изучавшей меня на берегу реки, а иногда часами, когда мой маршрут пролегал среди осенних красот тундры в верхней части долины Редстоун, где у нескольких десятков самцов оленей карибу была сиеста; покачивая своими огромными рогами, они полностью осознавали мое присутствие и принимали его без всякой тревоги.
В такие моменты мир преображается, и ты слышишь отголоски далекого прошлого, когда люди жили в гармонии с природой, являясь ее неотъемлемой частью.
С тех пор мы стали настолько чуждым ей элементом, что большинство диких животных видят в нас серьезную угрозу, о чем говорит им собственный опыт или врожденный инстинкт. В редких случаях осознаваемая опасность вызывает у животных оборонительно-агрессивную реакцию, но чаще всего они предпочитают избегать встреч с человеком либо оставаясь незамеченными, либо спасаясь паническим бегством.