Во всяком случае, теперь мы с Герцогиней жили на Золотом берегу, и я думал, что здесь мы и состаримся. Однако когда лимузин миновал известняковые колонны, стоявшие на границе нашего поместья площадью шесть акров, у меня появились некоторые сомнения.
К нашему каменному особняку площадью в десять тысяч квадратных футов, стилизованному под французский замок, с блестевшими медью шпилями и стрельчатыми окнами, вела длинная извилистая дорога, по сторонам которой тянулась живая изгородь из безупречно подстриженных кустов. Дорога приводила к длинной, выложенной брусчаткой дорожке, доходившей прямо до входной двери красного дерева высотой в двенадцать футов. Когда лимузин остановился, я решил сделать последнюю попытку и положил руку на бедро Герцогини. Ее кожа была такой же шелковистой, как всегда, и мне пришлось сдержать себя, чтобы не провести рукой по ее обнаженной ноге – снизу доверху. Вместо этого я посмотрел на жену щенячьими глазами и сказал:
– Послушай, На, я знаю, что тебе было тяжело со мной…
– Тяжело с тобой?
– И мне, правда, очень жаль, но, моя сладкая, мы же вместе уже восемь лет. У нас с тобой двое потрясающих детей! Мы со всем справимся!
Я на минутку сделал паузу и для большего эффекта как можно более убедительно помотал головой.
– И даже если я действительно попаду в тюрьму, то о тебе и о детях обязательно позаботятся. Я тебе обещаю.
– Не беспокойся насчет нас, – холодно возразила она, – о себе подумай.
Я прищурился и сказал:
– Я что-то не пойму, Надин. Ты делаешь вид, как будто тебя вся эта история как-то невероятно шокировала. Между прочим, когда мы с тобой познакомились, я тоже ведь не был номинантом на Нобелевскую премию мира. Не было в то время ни одной газеты во всем свободном мире, которая бы не ругала меня и не обливала грязью.
Я наклонил голову пониже (мне кажется, такая поза подразумевает напряженные размышления) и продолжил:
– Знаешь, одно дело, если бы ты вышла замуж за доктора, а потом обнаружила, что он последние двадцать лет мухлюет в системе бесплатного медицинского страхования. Ну в таком случае, наверное, тебя можно было бы понять! Но теперь, с учетом всех обстоятельств…
Она тут же перебила меня.
– Я не имела ни малейшего представления о том, чем ты занимаешься! – Ага, конечно, когда ты нашла два миллиона наличными в ящике с моими носками, у тебя это не вызвало никаких подозрений! – А после того, как они тебя увели, меня пять часов допрашивал агент Коулмэн, пять, блин, часов!
Последние три слова она уже провизжала, а потом сбросила мою руку со своего бедра.
– Он сказал мне, что я тоже могу попасть в тюрьму, если не расскажу ему все! Ты подверг меня риску, ты подверг меня опасности! Никогда тебе этого не прощу!
И она отвернулась, с деланным отвращением покачав головой.
Вот черт! Так это агент Коулмэн ее довел. Ну конечно, виноват этот мешок с дерьмом, но она-то винит во всем меня. Кстати, это не так уж плохо с точки зрения нашей будущей жизни. Как только Герцогиня поймет, что ей ничто не грозит, она может и сменить гнев на милость. Только я хотел сказать ей это, как Надин отвернулась от меня и процедила:
– Мне надо на какое-то время уехать. Последние несколько дней мне было очень тяжело, и теперь я хочу побыть одна. Я уезжаю на выходные в наш пляжный домик. Вернусь в понедельник.
Я открыл рот, но ничего не смог сказать, только выдохнул струйку воздуха. Наконец я выдавил из себя:
– Ты оставляешь меня одного с детьми, когда меня посадили под домашний арест?