– Вполне естественно. За вашей лошадью ухаживают со всем старанием. Наши мальчики впервые увидели лошадь, и тем не менее Села привез вас сюда, проскакав всю дорогу, словно кентавр. Невольно начинаешь верить в генетическую память.
– Вы говорите загадками.
– Верно. И утомляю вас. Отдыхайте, поговорим утром.
Шэнноу уплыл во тьму, а проснувшись, увидел возле своей постели молодую женщину. Она накормила его бульоном и обтерла тряпками, смоченными в прохладной воде. Когда она ушла, вошел Каритас.
– Вижу, вам стало лучше, у вас хороший цвет лица, мистер Шэнноу. – Старик позвал, и в Землянку Лихорадок спустились двое мужчин помоложе. – Отнесите-ка мистера Шэнноу на солнечный свет. Он будет ему полезен.
Они подхватили нагого Шэнноу на руки, вынесли из землянки и уложили на одеяла под лиственным навесом. Несколько игравших поблизости детей уставились на незнакомца широко раскрытыми глазами. Шэнноу поглядел вокруг: более тридцати хижин, слева по голубым и розовым камешкам весело журчал ручей.
– Красиво, верно? – спросил Каритас. – Люблю это место. Истинный рай, если бы не канны.
– Канны?
– Каннибалы, мистер Шэнноу.
– Да-да, помню.
– В сущности, очень печально. Такими их сделали Прежние, загрязнив сушу и море. Канны были обречены на вымирание. Они явились сюда двести лет назад, когда начались моровые поветрия. Меня тогда здесь еще не было, не то я посоветовал бы им держаться отсюда подальше. Тогда камни по ночам светились, и ничто живое не могло выжить. У нас до сих пор высок процент раковых заболеваний, однако основному воздействию, видимо, подвергаются мозг и железы внутренней секреции. Некоторые регрессируют. У других развиваются редкие экстрасенсорные способности. А некоторые из нас просто словно бы живут вечно.
Шэнноу решил, что старик – сумасшедший, и закрыл глаза. Боль в висках усилилась.
– Мой милый, – сказал Каритас, – извините меня. Элла, принеси коку.
К ним подошла молодая женщина с деревянной чашкой, в которой колыхалась темная жидкость.
– Выпейте-ка, мистер Шэнноу.
Он послушался. Жидкость оказалась горькой, и он поперхнулся, но несколько секунд спустя боль в голове притупилась, а потом и совсем прошла.
– Так-то лучше! Мистер Шэнноу, я взял на себя смелость осмотреть ваш багаж, и как вижу, вы читаете Библию.
– Да. А вы?
– Почитывал, пока вы были без сознания. Давненько я не видел Библии. В том, что после падения сохранилось порядочно экземпляров, ничего особенно удивительного нет. Она ведь оставалась бестселлером каждый день каждого года. Не удивлюсь, если Библий больше, чем людей.
– Значит, вы неверующий?
– Напротив, мистер Шэнноу. Тот, кто наблюдает конец мира, очень быстро обретает веру.
Шэнноу приподнялся и сел.
– Всякий раз, когда вы говорите, я почти понимаю вас, но затем вы словно переноситесь куда-то еще. «Люгеры», «кольты», бестселлеры… Я не понимаю, о чем идет речь.
– Естественно, мой мальчик. Разве не сказано в Библии: «Я творю новое небо и новую землю, и прежние уже не будут вспоминаемы и не придут на сердце»?
– Вот первое из всего вами сказанного, что я понял. Где фургоны?
– Какие фургоны, мистер Шэнноу?
– Я ехал с караваном.
– Мне о нем ничего не известно, но, когда поправитесь, вы сможете отыскать его.
– Ваше имя мне знакомо, – сказал Шэнноу, – но я никак не могу сообразить почему.
– Каритас. «Любовь» по-гречески. Если я говорю голосами человеческими и ангельскими, а каритас не имею… милосердия, любви… Вспомнили?
– Мой отец повторял это, – сказал Шэнноу с улыбкой. – Вера, Надежда и Каритас. Да-да.
– Вам следует почаще улыбаться, мистер Шэнноу, это вам очень идет. Скажите, сэр, почему вы рисковали жизнью ради моих малышей?
Шэнноу пожал плечами.
– Если этот вопрос требует ответа, я его не знаю. У меня не было выбора.
– Я решил, что вы мне нравитесь, мистер Шэнноу. Наши дети называют вас Громобоем и считают, что вы, быть может, какой-то бог. Что я – бог, они знают и думают, что вы, быть может, бог смерти.
– Я человек, Каритас. Вы это знаете. Объясните им.
– Божественность не тот дар, мистер Шэнноу, от которого небрежно отказываются. Вы станете героем их легенд до конца времен – поражая каннов громами, спасая их принцев. В один прекрасный день они, возможно, начнут вам молиться.
– Это будет богохульством.
– Только если отнестись к этому серьезно. Но ведь вы же не Калигула. Вы голодны?
– От вашей болтовни у меня голова пошла кругом. Давно вы здесь?
– В этом поселке? Примерно одиннадцать лет. И вы должны извинить меня за болтовню, мистер Шэнноу. Я один из последних людей погибшей расы, и порой мое одиночество безмерно. Я нашел ответы на вопросы, которые ставили людей в тупик тысячу лет. И нет никого, кому я мог бы их сообщить. У меня есть лишь это маленькое племя; некогда они были эскимосами, а теперь служат пищей для каннов. Это невыносимо, мистер Шэнноу.