В кустах загремели выстрелы, и двое всадников слетели с седел. Гриффин схватил свое ружье и всадил три пули в грудь чернобородого. Пуля рикошетом отлетела от валуна рядом с ним, и он прицелился в четвертого всадника, но у того в виске появилась дырочка, а в кустах раздался выстрел. Лошадь вздыбилась, и он скатился с седла. В ушах Гриффина зазвенело от наступившей тишины, и тут из кустов выбрались Мадден, Берк и Малер.
– Ты был прав, Грифф, ничего хорошего, – сказал Берк. – Может, время убраться отсюда?
– Не уверен, что они дадут нам уехать, – ответил Гриффин. – Мы в ловушке. Поселок распланирован с расчетом, и его легче оборонять, чем движущиеся фургоны. Тем не менее нам его не удержать.
– Так что ты предлагаешь?
– Прости, старина, но сейчас мне ничего на ум не приходит. На сегодня нам хватит дела. Заберите их оружие и патроны, а тела спрячьте в кустах. Отведите туда их лошадей и тоже убейте. Я не хочу, чтобы исчадия узнали, что мы понимаем, в какой опасности находимся.
– Долго нам морочить их, Грифф, не удастся, – сказал Берк.
– Знаю.
Полночь уже миновала, когда Гриффин наконец бесшумно проскользнул в хижину. Огонь в очаге погас, но большая комната еще хранила воспоминания о жарком пламени. Он сбросил войлочную куртку. Мягко ступая по бревенчатому полу, приоткрыл дверь в комнату Эрика. Мальчик спокойно спал. Гриффин вернулся к очагу и откинулся в старом кожаном кресле, которое провез через половину континента. Он очень устал, спину разламывало. Кое-как стянув сапоги, он уставился на кучу золы. В комнате не было холодно, но он опустился на колени, положил растопку и вновь развел огонь.
«Ты что-нибудь придумаешь!» – сказала ему Донна.
Но в голову ничего не шло, и это его бесило.
Кон Гриффин, простой проводник караванов! В это свое смиренное звание он кутался, как в плащ, – оно было полезно во многих отношениях. Всю жизнь ему встречались люди, способные повести за собой других, и он рано научился распознавать подоплеку их силы. Многие опирались на находчивость и харизму, а они, казалось, всегда тесно переплетались с удачей. Ему харизма ниспослана не была, и весь свой немалый ум он обратил на то, чтобы научиться вести людей за собой по-иному. Не знающие Гриффина будут видеть лишь тяжеловесного, могучего, медлительного человека – простого проводника караванов. С течением времени они – если бы им была свойственна наблюдательность – начали бы замечать, что тревожащие его проблемы исчезают как бы сами собой по мере осуществления его планов. Они увидели бы, как люди приходят к Гриффину со своими бедами – и наблюдали бы, как их трудности рассеиваются, подобно утреннему туману. А истинно проницательный наблюдатель понял бы, что Гриффин, в отличие от эффектных вождей-златоустов, завоевывает уважение тем, что сделал себя глазом урагана, оазисом спокойствия среди бурь жизни. Очень редко вызывающе воинственный, никогда не повышающий голоса, всегда знающий, что следует делать… Кон Гриффин очень гордился образом, который сотворил для себя.
И вот теперь, когда он особенно нуждался в этом образе, ему ничего не приходило в голову.
Он подбросил поленьев в очаг и откинулся на спинку кресла.
Донна Тейбард, очнувшись от тревожного сна, услышала треск сырых дров в огне. Спустив ноги с широкой кровати, она натянула шерстяное платье и бесшумно вышла в большую комнату. Гриффин ее не услышал, и она немного постояла, глядя на него – в красноватом свете его рыжие волосы казались совсем огненными.
– Кон!
– Прости! Я разбудил тебя?
– Нет. Мне снились сны. Такие странные! Что произошло?
– Исчадия убили Карвера. Это мы узнали твердо.
– Мы слышали выстрелы.
– Никто из наших ранен не был.
Донна налила воды в большой медный чайник и повесила его над огнем.
– Тебя что-то тревожит? – спросила она.
– Я не вижу выхода и чувствую себя зайцем в силке, который ждет, когда придет охотник.
Донна неожиданно рассмеялась, и Гриффин посмотрел на ее лицо, освещенное огнем. Она казалась более молодой и до невозможности красивой.
– Почему ты смеешься?
– Никогда не встречала мужчины, более не похожего на зайца. Ты похож на медведя – огромного, большого, мягонького бурого медведя.
Он тоже засмеялся, и несколько минут они просидели в молчании. Донна заварила душистые травы, и, пока они пили чай у огня, исчадия Ада и все их угрозы, казалось, отодвинулись далеко-далеко.
– Сколько их там? – неожиданно спросила Донна.
– Исчадий? Не знаю. Джейкоб в первый вечер попробовал выследить их, но они его заметили, и он повернул назад.