- Зачем вы пришли? Мама совсем раскисла от жары, хочет спать, не вздумайте ее беспокоить!
- Я только хотел спросить, барышня... Господин фон Тешов сказал мне, что господин ротмистр звонил по телефону... - Немного раздраженно: - Я насчет коляски... Посылать мне сегодня вечером на станцию или нет?
- Да не кричите вы так! - кричит голос сверху. - Я вам не батрачка! Маме нужен покой, я же вам сказала!
Мейер огорченно смотрит вверх на плоскую крышу. Очень уж высоко, а он стоит внизу: он совсем не видит той, которую в мечтах обольстил и увез венчаться, только кусок шезлонга и кусок побольше от зонта. Собравшись с духом, он пробует шепотом так громко, как только может:
- Посылать мне коляску... сегодня вечером... на станцию?..
Пауза. Тишина. Ожидание. Потом сверху:
- Вы что-то сказали? Насчет станции? "На вокзал так на вокзал!"
- Хи-хи-хи! - Мейер подобострастно смеется над этим ходким выражением. Потом повторяет свой вопрос немного громче.
- Кричать нельзя! - тотчас осадили его.
Он стоит, он, конечно, превосходно знает, что девчонка над ним потешается. Ведь он только папин управляющий. Он обязан делать что ему прикажут. Обязан стоять и ждать, пока барышня отдыхает. Ладно, погоди, голубушка, в один прекрасный день тебе самой придется стоять и ждать - не кого иного, как меня!
Но, по-видимому, он прождал уже достаточно долго, потому что она кличет сверху (кстати сказать, удивительно громко для такой внимательной дочки):
- Господин Мейер! Вы замолчали? Вы еще здесь?
- Здесь, барышня, к вашим услугам.
- А я уж думала, вы растаяли на солнце. Помады вы на голову не пожалели. Знаю, знаю, для кого вы так стараетесь!
(И до нее уже дошло! Ну, да оно невредно - разжигает у девчонки аппетит!)
- Господин Мейер!
- К вашим услугам, барышня!
- Когда вы достаточно простоите внизу, вы, может быть, заметите, что там есть лестница, и объясните мне здесь наверху, что вам, собственно, нужно.
- К вашим услугам, барышня! - повторяет Мейер и взбегает по лестнице наверх.
"К вашим услугам, барышня", - никогда не повредит, это льстит ей, ничего мне не стоит, подчеркивает расстояние и позволяет все. Можно заглядывать в декольте и в то же время с полным почтением говорить "к вашим услугам, барышня"; можно даже говорить это и одновременно целовать... "К вашим услугам, барышня!" - звучит по-рыцарски, по-кавалерски, молодцевато, как у офицеров в Остаде", - думает Мейер-губан.
Он стоит в ногах ее шезлонга и послушно, но с наглым прищуром смотрит на свою молодую госпожу, которая лежит перед ним в купальном костюме, очень коротком. Виолета фон Праквиц в свои пятнадцать лет уже довольно полна, пожалуй, даже слишком полна для этого возраста: тяжелая грудь, мясистые бедра, крутой зад. У нее мягкое тело, слишком белая кожа анемичной девочки-подростка и к этому большие, немного навыкате, как у матери, глаза. Они у нее голубые, бледно-голубые, сонно-голубые. Свои голые руки она закинула кверху, милое, невинное дитя, чуть выпятила грудь... Вид совсем недурной - красива, стерва, и... черт побери, какое тело! Так и просится, чтоб его обняли.
Сонно и как будто похотливо она всматривается из-под опущенных, почти сомкнутых век в лицо управляющего.
- Ну, что вы так смотрите? - вызывающе спрашивает она. - На общем пляже я тоже хожу в таком виде. Не валяйте дурака. - Она изучает его лицо. Потом: - Да, увидела бы мама нас тут вдвоем...
Он борется с собой. Солнце жжет сумасбродно жарко, слепит глаза, вот она опять растянулась. Он делает шаг...
- Я... Вайо, о Вайо...
- Ой-вай, ай-ай-ай! - смеется она. - Нет, нет, господин Мейер, вы лучше станьте опять там, около лестницы. - И вдруг, как светская дама: - Вы смешны! Вы, верно, что-то себе вообразили? Но стоит мне крикнуть, мама тут же подойдет к окну!
И как только он послушно отошел:
- Сегодня посылать на станцию не нужно. Может быть, завтра утром, к первому поезду. Папа будет звонить еще раз.
Превосходно все понимает, стерва! Хочет только порисоваться, подразнить! Но подожди, ты у меня будешь ручной!
- А почему вы не приказываете свозить хлеб? - спрашивает молодая девушка, та, которую он похитит, с которой тайно обвенчается.
- Потому что сперва нужно вязать снопы и скирдовать. (В довольно сварливом тоне.)
- Если разразится гроза и все намокнет, папа вам закатит большой скандал.
- Если никакой грозы не будет, а я распоряжусь свозить, он тоже закатит мне скандал.
- Но гроза будет.
- Этого знать наперед нельзя.
- А я знаю.
- Значит, вам угодно, барышня, чтоб я приказал свозить?
- Ничего мне не угодно! - Она раскатисто смеется, ее сильная грудь, стянутая купальником, почти прыгает. - Чтобы вы потом, если папа рассердится, свалили вину на меня? Нет уж, наглупили, - так расхлебывайте сами!
Она смотрит на него с благосклонным превосходством. Ну и нагла же она, эта пятнадцатилетняя девчонка!.. А почему нагла? Потому что она случайно урожденная фон Праквиц, наследница Нейлоэ - вот и позволяет себе что хочет!
- Так я могу идти, барышня? - спрашивает Мейер-губан.
- Да. Ступайте, хлопочите по хозяйству. - Она повернулась на бок, еще раз насмешливо оглядела его. Он уже уходит.
- Эй, господин Мейер! - зовет она.
- К вашим услугам, барышня! - Ничего не поделаешь, он иначе не может.
- Что там, навоз вывозят, что ли?
- Нет, барышня...
- Почему же от вас так странно пахнет?
Он не сразу сообразил, что она намекает на его одеколон. Сообразив же, он без слов, красный от ярости, делает крутой поворот и скатывается поскорей по лестнице.
"Ох, стерва! С такой стервой нечего церемониться! Красные совершенно правы: к стенке всю их наглую свору! Аристократы! Будь они трижды прокляты! Наглость, бесстыднейшая наглость... Ничего в них нет, одно чванство..."
Он спустился с лестницы, повернулся, чтобы уйти, его короткие ноги яростно попирают землю. И тут снова раздается голос сверху, голос с неба, голос барышни, "милостивой госпожи":
- Господин Мейер!
Мейер вздрогнул. Он кипит злобой, но все же иначе не может, - кипит злобой и отзывается:
- К вашим услугам, барышня!
Сверху очень немилостиво:
- Я уже который раз вам говорю, не смейте так кричать! Мама спит! - И нетерпеливо: - Подымитесь опять наверх!
Мейер взлетает по лестнице, и внутри у него все клокочет от ярости. "Вот еще, прыгай как ей тут вздумается, вверх-вниз, что твоя лягушка! Ну, погоди, как добьюсь своего, я тебя непременно брошу - с ребенком на руках и без гроша денег..."
И все-таки снова руки по швам:
- Что прикажете, барышня?..
Виолета не думает больше о том, чтобы выставлять перед ним напоказ свое тело, она мнется, но решение уже приняла. Она только не знает, как ему объявить. И наконец выкладывает самым невинным тоном:
- Мне нужно отправить письмо, господин Мейер.
- К вашим услугам, барышня.
Письмо, непонятно откуда взявшись, вдруг оказалось у нее в руке, продолговатый блекло-голубой конверт; насколько можно было разглядеть с того места, где стоял Мейер, надписи не было...
- Вы идете сегодня вечером в деревню?..
Он ошеломлен и растерян. Она сказала это просто так или ей что-нибудь известно? Но нет, быть не может!
- Не знаю, возможно. Если вам желательно, барышня, пойду непременно!
- Вас спросят, нет ли письма. Передайте ему из рук в руки.
- Кто спросит? Я не понимаю...
Она вдруг рассердилась, вскипела:
- Вам и не нужно ничего понимать. Делайте то, что вам говорят. Вас спросят про письмо, и вы его отдадите. Это же так просто!
- К вашим услугам, барышня, - говорит он. Но сейчас это прозвучало как-то тускло, он слишком занят своими мыслями.
- Так, - сказала она. - Вот и все, господин Мейер.
Ему отдают конверт. Еще не верится, но вот оно, письмо, у него в руках, оружие против нее! "Подожди, цыпочка! Теперь ты меня не проведешь!"
Он весь подобрался: