Который не кто иной, как Фирмен.
— Смотрите-ка, господин ко…
Я делаю большие глаза, и он ставит на предохранитель свой речевой аппарат. Не возбуждаясь (это сейчас не для него), он проводит нас в конуру с критским ковром в полевых цветочках на полу. Комнатенка достаточно чиста. Биде сияет коралловым цветом. Но зоркий глаз Фирмена замечает пачку сигарет «Житан», забытую на умывальнике. Он немедленно завладевает ею и отправляет в карман.
— Вот, месье-мадам, — произносит он на два голоса.
Только что не желает нам приятного соития.
И удаляется.
Что-то странное тревожит мне подсознание. Я не смотрю на крошку, которая уже в процессе саморазоблачения. Ее платье раскрывается, как оболочка бобового стручка, лифчик кувыркается на спинку стула, трусики порхают на стол, резинки пояса щелкают по стройным ляжкам и чулочки скользят по маленьким ножкам, но я не обращаю на это внимания.
— Как! Вы не устраиваетесь с удобством, — удивляется кроха, которая наверняка руководствуется справочником «Превосходная маленькая любовница».
— Извините меня, сокровище, я забыл дать коридорному на чай, начинайте без меня, я сейчас вернусь.
И я галопом лечу вслед за Фирменом. Нахожу его в соседней конуре. Он только что закурил и балдеет, глядя на гудящий пылесос.
— Скажите, комиссар, даже легавые желают быть людьми. Поздравляю с лакомым кусочком. Когда вам надоест, не выбрасывайте, он еще может пригодиться…
Я останавливаю сальности.
— Послушайте, Фирмен, вы только что произвели действие, которое заставило меня задуматься…
— Вот как!
— Вы забрали пачку сигарет с умывальника.
— О, там оставалось только две.
— Наплевать, не это меня интересует… Прошу вас вспомнить. Вы что-нибудь прибирали в комнате Симмона в промежутке, когда он выходил из комнаты и когда вернулся?
Коридорный размышляет.
— Даже если речь идет о том, что вы считаете совершенно несущественным, скажите мне!
— Надо же, — говорит он, — действительно, я и забыл. Я брал у него почитать детектив.
— Расскажите…
— Книга лежала на столике в изголовье. Я не думал, что он так быстро вернется. У меня днем бывают перерывы…
Он только это и сделал, милый друг!
…Ну так я позаимствовал у него книгу.
— И затем?
— Подождите, ага. Это был шпионский роман Поля Кенни, захватывающе: история крокодила, который сожрал людоеда, который закусил путешественником, который проглотил секретный документ… Я как раз читал страницу 48, видите, какая у меня память. Параграф 2, где тип из Интерпола вскрывает желудок крокодилу. Тут эта старая шлюха Ренар и прихватила меня. Конфисковала книжку, громко крича, что это скандал!
— И потом?
— Когда Симмон вернулся, он тут же вышел из комнаты опять и спросил меня, не видел ли я книгу, которая была на столике в изголовье.
— Спасибо господу, — заметил я. — И что вы ответили?
— Что не видел. Я же не мог сознаться, так как книги-то у меня уже не было. Если бы я пошел за ней к старой кляче, то должен был бы объяснить, что взял книгу у клиента, а она бы воспользовалась этим, чтобы меня выгнать.
— Что сказал Симмон?
— Ничего. Он запер за собой дверь.
Да, тот умел держать себя в руках. На самом деле, Фирмен его убил, не ведая того. Шпион знал, что потеря документа означает и его собственный конец. Он подумал, что его украли и предпочел расстаться с жизнью, чем быть замученным пытками…
— Это вас печалит? — замечает Фирмен.
— Нет, напротив.
Старуха читала книгу, или же Фаусса… Дойдя до определенного места, он добрались до листка, где была отпечатана формула. Текста они не поняли, но, когда возникли ребята двух команд, их шарики забегали, зашурупили. Они поняли…
Я устремляюсь к лестнице. Вслед мне голос Фирмена:
— Вы уходите, господин комиссар?
— Да.
— Но… как же персона из комнаты 16?
— Скажите ей, что она может одеться, у меня есть другие дела!
— Ваш вкус к законченности является вашей сильной стороной и дает вам класс, дорогой Сан-Антонио. Вы сумели расшифровать полностью все мистические загадки в этом деле…
Он говорит, тряся энергично мою руку.
— Браво, браво! Еще раз браво! Поблагодарите, кстати, вашего кузена за вклад на нужды полиции.
— А сколько он отстегнул? — спрашиваю я.
— Тысяча двести франков…
— Новых?
— Нет, старых, но суть-то в поступке, — заключает Старик, — у каждого свои возможности!