У Рене действительно было две причины, по которым она решила раздеться сама. Во-первых, она помнила, как Айнхольм ударил ее кулаком в лицо и содрал с нее одежду, и это воспоминание очень пугало ее. Во-вторых… проза жизни, но она не хотела, чтобы Отто увидел стрелку на ее колготках. Но никакая сила не удержала бы ее в ванной на секунду дольше, чем было необходимо.
Она вышла в комнату, бесшумно ступая по ковру босыми ногами. Отто стоял у окна, спиной к ней, но каким-то образом уловил, что она уже здесь, и обернулся. Господи, он просто великолепен. Стройный, мускулистый, загорелый… Ей тут же бросилось в глаза, что он не полностью голый — на нем оставались темно-синие трусы. Ее затопила неожиданная волна облегчения и благодарности — он таким образом давал ей понять, что не давит на нее, не принуждает… не торопит… Она остановилась в нескольких шагах, глядя на него.
Его глаза вспыхнули, но он смотрел на нее без улыбки, серьезно. Сначала он подумал, что она вышла к нему в расстегнутой черной блузке без рукавов, но понял, что это не так — густые, блестящие волны волос закрывали ее тело почти до пояса. Единственной одеждой, которая оставалась на ней, были голубые кружевные трусики. До поры до времени его это устраивало — почему-то девушки чувствуют себя увереннее, пока на них остается этот клочок ткани. Он отлично знал об этой странной иллюзии. А со своими роскошными волосами она, как леди Годива, вовсе не выглядела голой.
До чего девочка хороша. Ее большие голубые глаза светились от страха и волнения, пухлые розовые губки, которые он чуть раньше целовал, наслаждаясь и предвкушая, чуть приоткрылись. Блестящие черные волосы почти совсем скрывают округлости груди. Белоснежная кожа, тонкая талия, плоский живот, которым он вчера любовался в баре, думая, что не позволит себе ничего в ее отношении. Но он просто не смог устоять перед ней, такого с ним никогда не было — решить не связываться с девушкой, но так быстро провалить выполнение собственного решения… Рене Браун, его вожделение, желание и страсть. Бедренные косточки, клочок бледно-голубого кружева на лобке. Чудо, красавица. Он чуть улыбнулся, восхищенно и ободряюще, и она робко шагнула к нему. Медленно, медленно, боясь спугнуть ее, он привлек ее к себе, обнял, чувствуя, как сквозь густой шелковый плащ волос ее грудь прижимается к его груди. Его кровь вскипела, он впился губами в ее губы, мысленно приказывая себе чуть сбавить обороты… Легче, Отто, легче. Не хватало напугать ее таким натиском, спокойней…
— Отто, — прошептала она, чуть отстраняясь от его губ. — Можно я?
Он понятия не имел, о чем она говорит, но не стал уточнять и молча кивнул.
Она наклонила голову и прикоснулась губами к его соску, провела языком вверх, поцеловала ямочку между ключиц. Он чуть улыбнулся — кажется, она уже не так боится. Пора…
Но сначала он должен видеть ее. Пока что он почти ничего не видел, и это следует исправить, он безумно хотел видеть ее обнаженной. А у нее и трусики, и волосы…
Отто не стал спрашивать разрешения — он ласково и осторожно прикоснулся к ее щекам, пропустил пальцы через ее волосы и мягко отвел их ей за спину. И опустил взгляд на ее груди. Чудесные, круглые, крепкие груди с розовыми сосками, от которых он тут же потерял те жалкие остатки разума, которые у него еще оставались к этому моменту. Он мягко повлек ее от задрапированного голубыми плотными портьерами окна — туда, где в полумраке большого, уютного номера стояла большая кровать, застеленная белоснежным бельем. Рене доверчиво подчинилась, и через несколько секунд они оказались на постели. Он припал губами к ее груди, сначала правой, потом левой — какие сладкие, нежные, пышные… Он сжал между пальцами ее соски, посылая по ее телу вспышки сладчайшей боли, и ее первый тихий стон свел его с ума. Он ласкал ее тело губами и руками, пока не спускаясь ниже пояса. Частично — потому, что инстинктивно чувствовал, что она совсем еще зеленая в этом деле и спешка может ее напугать, частично потому, что он часто заводил девушек некоторой медлительностью и смакованием в начале, чтобы ввести в экстаз неудержимым, агрессивным натиском позднее. Рене запустила пальцы в его волосы, прижимая его к своей груди… что он делал с ней… никогда не испытывала такого раньше. Она громко застонала, и Отто, продолжая ласкать губами ее грудь, позволил своей руке скользнуть ниже. Ребра, ложбинка между ними, плоская равнина живота, нежный овальный пупок. И вот кромка трусиков. Давно пора от них избавиться… И от его трусов, разумеется, тоже, тем более, что ему с самого начала было в них слишком тесно, слишком жарко. Легче, легче, не гони… сначала он позволил себе притронуться к ней через шелк и кружево. На ощупь сухо и холодно, но это пока. Черт, он хотел большего, чем этот жалкий петтинг через трусики! Но он чувствовал ее, и только поэтому заставлял себя не спешить. Она сжала ноги на полсекунды, но тут же доверчиво развела, позволив его руке накрыть себя. Поглаживание, легчайший нажим сквозь натянувшийся шелк… С ее губ сорвался тихий, чуть слышный стон. Отто снова втянул в рот ее упругий, крепкий сосок, сжал, и стон превратился в тихий вскрик. «Да!» Он гладил ее, пока не почувствовал сквозь тонкую ткань, что она уже готова к большему. И тогда, снова не спрашивая разрешения, Отто снял с нее трусики. Наконец он видел ее обнаженной. Полностью. Она тихо охнула, поняв это, но то, что он делал с ней, было так чудесно…