— Руки вверх!
Отто расхохотался:
— Что?
Как ей нравилось, как он смеялся. Весело, искренне, так заразительно, что невозможно было не засмеяться вместе с ним, даже не видя ничего особо смешного.
— Ты слышал. Руки вверх.
Он со смешком вытянул руки вверх — к потолку.
— Нет. За голову!
— Где это ты нахваталась подобных грязных штучек? — он ехидно изогнул бровь.
— Я неразборчива в… потреблении литературного трэша, — печально призналась Рене.
— Это не самое плохое место для неразборчивости, — веселился Отто, вальяжно раскидывая руки в стороны — вроде бы и вверх, но не совсем как она просила.
— Я посмотрю, тебе очень весело.
— Ага.
— Ну и давай руки как я сказала. Приказы не обсуждаются, а выполняются!
— Да все для дамы, — он с неторопливой ухмылкой наконец сделал как она велела. У нее тут же просто голова закружилась, до чего хорош.
— И не шевели руками. А то накажу, — промурлыкала она. Раньше ей никогда не доводилось стараться говорить этаким сексуальным голоском, но попробовала — и тут же получилось.
— Боже, боже. И почему я не составил завещание?
???Она хихикнула и наклонилась над ним, проводя губами вниз по его шее, к полюбившейся ей ямочке между ключицами. Начала медленно, медленно скользить вниз. Отто лениво поинтересовался:
— Интересно, докуда ты доберешься к тому моменту, как у меня от старости перестанет… ОЙ!!!
Она сильно ущипнула его за бицепс:
— Ты мог бы воздержаться от дурацких замечаний?
— Когда я в последний раз заставлял девушку сделать руки вверх, у меня при себе был еще и кляп, — мстительно сообщил Отто. — Конечно, ее это несколько ограничивало в… некоторых вопросах. Зато она не язвила.
Не выдержав, Рене расхохоталась:
— Врешь ты все!
— Да, ты права. У меня не было кляпа, я заткнул ей рот полотенцем.
Ей оставалось только рукой махнуть на его выходки. Пусть болтает. Когда мужчина так невозможно красив и хорош в постели, ему можно простить многое. Она все с той же, как ей хотелось надеяться, дразнящей медлительностью, проскользила губами вдоль всего его загорелого, сильного тела, уже не вспоминая о той неловкости, которая сначала мешала ей прикасаться к нему. Боже, как он хорош. Она хотела завести его сильно-сильно. Только не совсем знала, как. А может, и знала, только не решалась. Боясь спуститься ниже и пытаясь просто потянуть время, она нежно прикусила его пупок и снова явственно услышала, как у него перехватило дыхание. Ага, значит, то самое местечко! Самое уязвимое и беззащитное место на его сильном, мощном теле. И чувствительное. Вот это да! Она пощекотала его языком и тут же прикусила посильнее. Он еле слышно застонал, правда, тут же испортил все, громко сообщив:
— Я уже зеваю.
— Я заметила, — ехидно согласилась Рене.
— Ты просто понятия не имеешь, что я сейчас с тобой сделаю, — прошептал Отто.
— Конечно, куда уж мне, — рукой она обхватила его и начала ласкать. Он выдохнул — Рене поняла, что он просто дрожит от нетерпения и напряжения.
— Хочешь меня? — шепотом спросила она. Отто встретил ее взгляд. Она просто таяла от любви, глядя в его ясные карие глаза. Сейчас в них не было насмешки, он ответил тихо:
— Очень хочу.
— Тогда возьми меня. Прямо сейчас.
— А руки… — тут он все же не сдержал усмешку.
— Можешь опустить. Только, Отто…
— Что?
— А ты мог бы… сразу?
— Что сразу?
— Сразу… быстро.
— Чего-то я тебя не пойму. — он обнял ее со спины и накрыл ладонями ее груди. Раньше она не верила, что соски вот так могут реагировать на прикосновения мужчины. Его правая рука переместилась вниз. Девочка вполне готова.
— Ну… — она теребила край простыни, опустив глаза. — Ну, не медленно. А сразу. Быстро. И сильно.
— Нет, малыш. Тебе будет больно.
— Не будет.
— Ты правда этого хочешь?
Она кивнула, опустив глаза.
— Ты уверена?
— Да.
— Обещай, что скажешь, если будет больно.
— Обещаю.
Больше он не мог ждать — он решился. Мигом уложил ее на спину и, как она и хотела, вонзился в нее с силой и неистовством, которое он привык обычно держать в узде. Не на этот раз. Рене громко закричала, он почувствовал, как ее тело содрогнулось. Да, ей было больно — в первый момент она с ужасом ощутила, что взяла на себя слишком много… но гордость не позволяла признаться, а еще через секунду сильная боль снова уступила место куда более сильному удовольствию. Она оказалась настоящей женщиной, потому что смогла принять в себя настоящего мужчину. Как это здорово! Вот она, Рене Мишель Браун, 55 килограмм чистейшей, высокопробной женственности!