Sandrine Lehmann
Я выхожу из игры. Волк в капкане
Книга 1
Глава 1
Цюрих, 1987
— Что тут, по вашему мнению, такое?! Большой спорт или благотворительное общество малолетних нарушителей? Клуб анонимных алкоголиков? Что ты вытворяешь?
Председатель Федерации Горнолыжного спорта и главный тренер сборной команды Швейцарии Штефан фон Брум был вне себя от возмущения. Сезон только что начался, сезон, который должен был стать прорывом, его личной победой, который должен был в корне изменить расстановку сил на мировой горнолыжной арене. И именно сейчас человек, которому было предназначено стать главным орудием этого прорыва, выкинул фортель, который яснее ясного показал, что он всего-навсего мальчишка, и в качестве такового заслуживает взбучки. Оная взбучка как раз и имела место в данный момент.
— Давай-ка посмотрим на твои подвиги за последний год. Два ареста!..
— Один арест и одно задержание, — поправил его рыжеволосый мужчина, с хмурым видом сидящий в кресле.
— Я не с тобой разговариваю, Регерс! — повысил голос Брум. — Почему-то твой подопечный не спешит оправдываться! Итак, два… Ну ладно, ладно, один арест и одно задержание. Обвинения в убийстве и нанесении увечий.
— Оба обвинения сняты! И обвинения в убийстве не было — подозрение! — уточнил Регерс. Брум даже не повернул голову в его сторону:
— Два огромных штрафа за превышение скорости. Вот, посмотри на это! Сто семьдесят! При разрешенных пятидесяти, твою мать!
— Ста двадцати. Это был автобан, — снова встрял Регерс.
— Ты заткнешься? Почему вот он молчит? Автобан, как же! К тому же на мотоцикле! Человек, на которого поставлены все карты, который является самым главным козырем сборной Швейцарии, гоняет на своем байке так, что того и гляди станет просто мешком с переломанными костями!!! Скалолазание, превосходно! Я уже молчу про этих чертовых баб, которые из-за тебя чуть ли не дерутся! И наконец, вот это вчера — самый персик! Тебе мало адреналина в скоростном спуске, да? Тебе нужен самый экстрим! Фрирайд (1), черт тебя подери!!! И ладно бы в феврале, когда хотя бы снег есть, так нет — в октябре! Сплошные камни! Что ты себе думаешь, сукин сын?! Да еще где? Ему подавай склон, где только за последние два года уже труп и двое калек! Вы с этим Пелтьером хоть имеете понятие, сколько в вас денег вложено? Сколько стоит подготовить такого оболтуса, как ты? Слава Богу, хотя бы Пелтьер не моя проблема, а французов, но ты-то рискуешь не только своей жизнью и здоровьем, но и моими деньгами, раздолбай! Что молчишь? Тебе нечего сказать?
Любитель экстрима, на которого пролился этот поток председательского красноречия, хладнокровно пожал плечами. Он сидел, опираясь бедром на край письменного стола, с соответствующим ситуации видом нашкодившего ребенка, но лукавые искорки в глазах показывали, что особого раскаяния он не испытывает. Это был удивительно красивый молодой мужчина с гривой светло-русых волос и зеленовато-карими нахальными глазами. Его лицо было одним из тех, которые, раз увидев, невозможно забыть — так замечательно в нем сочеталась физическая красота с силой характера и острым умом. Он был могуч, как викинг, горд, как индеец, своенравен, как тигр и неукротим, как ураган. В свой двадцать один год он был на пороге славы. Его широкие плечи обтягивала поношенная кожаная мотоциклетная куртка, старые вытертые добела джинсы с прорехой на колене были истрепаны почти в труху, грубые ботинки явно видали лучшие дни.
На вопрос Брума он дерзко улыбнулся:
— А что именно я должен говорить? Вы все упомянули.
— Вон, тренер за тебя заступается. А ты, как всегда, отмалчиваешься — ваша светлость слишком горды, чтобы оправдываться. Ну так вот. С этого дня каждая подобная выходка будет стоить тебе денег. Я буду вычитать по тысяче франков из твоей зарплаты!
— Я так не думаю. В моем контракте этого нет, — невозмутимо заметил молодой человек.
Брум взорвался:
— А что есть в твоем гребаном контракте, Ромингер?! Что ты должен свернуть себе шею за бесплатно? Что ты должен рисковать всем ради ничего? Что ты должен попадать в неприятности с полицией? Два ареста, твою мать! Ну пусть одно задержание. Но обвинения-то какие, это вам не шоплифтинг (2)! Убийство и нанесение увечий! Прелестно! И это один из лучших горнолыжников Швейцарии! Ну ладно с девушкой все понятно, но сам факт! И увечья — ты избил этого журналиста до полусмерти! Ты хоть понимаешь, как это сказывается на нашей репутации?!
Взгляд спортсмена заледенел, он ответил сухо:
— Я не готов это обсуждать.
— И зря, — на этот раз тренер снова не выдержал и вмешался. — Ты отлично знаешь, что ничего другого ты не мог сделать. Ты поступил единственно возможно. И мог бы подать встречный иск на этого типа за попытку…
— Хватит! — оборвал его Ромингер. — Я сказал — мы не будем об этом говорить!
— Об этом не хотим? Мы, стало быть, нежные? Так у нас и другие подвиги есть! — Брум закурил сигару. — Как насчет попойки в Джокере с итогом в виде пятидесяти пьяных в хлам спортсменов и не пойми какого сорта девок, счета на 8 тысяч франков за поломанную мебель, разбитую посуду и витрину и, опять-таки, изумительной прессы? Отлично отметили твое совершеннолетие!
— Как это мило с вашей стороны так интересоваться моими делами, — ухмыльнулся спортсмен. Председатель оставил этот выпад без ответа:
— А о твоих практических шутках просто легенды ходят! Да что далеко ходить, вон неделю назад один умник, не будем показывать пальцем, сорвал предсезонный медосмотр! Это же надо такое придумать! Напечатать объявление о необходимости сдачи спермы в офис управления антидопингового контроля, закупить и поставить около ресепшена кучу пробирок и организовать полный коллапс работы всех туалетов здания! И это тоже еще не все! А полтинник за прокат «Пентхауса»? Ну и самый апофеоз — триумфальное явление девки с надутыми щеками и твоей фамилией на листочке, которая пришла сдавать твой…гм…анализ! — Брум не выдержал и хохотнул.
Ромингер оставался невозмутимым, но уголки его губ слегка дрогнули, скрывая улыбку. Ему тоже этот розыгрыш показался забавным.
— Короче, так, Ромингер. Похохмили и хватит. Предупреждаю тебя честно, можешь называть меня самодуром, подавать на меня в суд, жаловаться в FIS (3), но в каждом случае неоправданного риска, срыва работы какого бы то ни было подразделения ФГС (4), проблем с законом, а также любой плохой прессы я намерен вычитать из твоей зарплаты обусловленную законодательством сумму. Вопросы есть?
Вопросов хватало, но Ромингеру было очевидно, что результативность споров о правомерности штрафов сопоставима с переливанием из пустого в порожнее.
— Никак нет. Разрешите идти? — Военной формулировке противоречили все те же насмешливые искры в глазах и вальяжность позы.
— Иди.
Спортсмен поднялся и покинул комнату. Мужчины смотрели ему вслед.
— Бесполезно, — покачал головой тренер. — На таких хеллрейзерах (5) и строится весь спорт.
— Чушь! — вскинулся председатель. — Дисциплину никто не отменял. Этот тип чертовски талантлив и трудолюбив, но, если он сломает себе шею на своем чертовом байке или загремит в каталажку, ему не поможет ни талант, ни упорство. Я поговорю с юристами, пусть найдут какие-нибудь обоснования для санкций, а также надо будет составить допсоглашение к контракту…
— Не подпишет. Не забывай, что он МВА (6).
— Еще нет.
— Будет в мае. Он дока в договорном праве.
Брум махнул рукой и выбросил сигару.
Артур и Рене Браун были погодками, а не близнецами, как многие считали. Они действительно были очень похожи — высокие, стройные, черноволосые и голубоглазые. Артур был старше сестры на полтора года. Его считали красивым, а ее почему-то всего лишь изысканной, в лучшем случае хорошенькой. Она понятия не имела, что в данном случае означает «изысканная». Наверное, так говорят про девушек, про которых хорошо сказать нельзя, а плохо — жалко. Она сама считала себя некрасивой — в ней не было ничего от девушек, которыми все восхищались, которые украшали собой обложки журналов и назывались «лицом десятилетия». У нее был вздернутый нос, большой дерзкий рот и больше характера в лице, чем на самом деле.