— Я правда твоя девушка? — Господи, какие глаза. Как она смотрит на него, со смесью надежды и страха, будто боится, что он скажет, что это все понарошку. Отто поцеловал ее:
— Конечно, Рене. Ты — моя девушка. И мы едем ужинать в какой-нибудь симпатичный ресторан. А потом можем поехать куда-нибудь еще.
— Правда? — обрадовалась Рене. — Может быть, на дискотеку? Потанцуем? Тут есть?..
Отто сморщил нос:
— Только не дискотека. Я не танцую.
— Как жаль, — разочарованно сказала она. — Совсем не танцуешь?
— Совсем. Даже не умею.
Она усомнилась, что профессиональный спортсмен — человек, живущий в полном ладу со своим телом — может не уметь танцевать, но он вовсе не шутил. Он не танцует, и ей пришлось с этим смириться. Хотя и интересно, почему.
— А куда тогда? — спросила она.
— Например, обратно сюда и трахаться.
— Не говори об этом так грубо, — тихо сказала она. — Ведь это так прекрасно.
— Ну да, и я о том же. Трахаться — это очень даже прекрасно. Ну можно и еще что-нибудь придумать. Как насчет погонять на снегоходах? — предложил Отто.
— Супер! — обрадовалась она, вспомнив, как мечтала о нем во время поездки на снегоходах с Арти и Макс.
Они сели в БМВ, он за руль, она рядом. Отто чисто вырулил из тесного закутка между микроавтобусом и внедорожником. Рене уже успела заметить, что машину он водит мастерски, аккуратно и уверенно, без пижонства и не быкуя. Он все делал хорошо, этот Отто Ромингер — и проходил горнолыжные трассы, и занимался любовью, и водил машину. Рене была уверена, что он делает хорошо все, за что только берется.
Они въехали в город. В салоне негромко играло радио. Они молчали, может потому что сегодня уже очень многое сказали друг другу. Она полезла за сигаретами и небрежно и весело спросила:
— Скажи, а в такой исторически ценной выигранной в покер машине можно курить?
— Можно, — он тоже достал сигареты.
— А куда мы едем?
— Сам не знаю. Хочу найти маленькое местечко, где можно будет и поесть, и тебя потискать.
— Ооо!!! — застонала Рене. — Прекрати, Ромингер! Так нельзя!
— Что не так? — невинно улыбнулся он.
— Да я постоянно тебя хочу! Это просто невозможно!
— А чем ты недовольна? — ухмыльнулся он с очень довольным видом.
— Черт! — в сердцах буркнула она. — Потому что… сидеть больно… и постоянно трусы мокрые.
Он развеселился:
— Правда что ли? Надо проверить.
— И думать забудь! Твои проверки кончатся тем, что мы начнем… ой… прямо тут на обочине! Просто прекрати меня все время возбуждать! Мне и так сегодня весь день больно ходить было!
— Ого, — он приподнял бровь, небрежно протянул руку и легонько нажал между ее бедрами: — Горячо…
— Конечно, горячо, — буркнула Рене. — С таким-то горячим парнем.
— А у тебя есть там такая классная штучка, — вдруг хихикнул он. — Ну как она мне нравится. Вот она чертовски горячая.
— Родинка? Ты говорил…
— Нет, я не о родинке. Знаешь, когда я там прикасаюсь, ты сразу становишься такаа-ая мокрая. И так стонешь.
Рене покраснела. Отто выехал на ярко освещенную площадь.
— Ты опять! — простонала она. — Если не прекратишь, я вылезу из машины и сяду в снег. Чтобы остыть.
Он снова захохотал. Ему и в голову не приходило, как много он смеется, когда они вместе.
— Мне тоже придется сесть в снег. Посидим в снегу рядом?
— Нет. Мы и в снегу начнем тра… Черт! Все из-за тебя!
— Да что ты вопишь? Во, смотри.
Они въехали в какой-то маленький переулок в стороне от ярко освещенного центра. Позади деревьев, увитых разноцветными электрическими гирляндами, стоял деревянный симпатичный домик, на котором красовалась вывеска очень старинного вида «Шварц Джованни».
— По-моему, недурно, — сказал Отто, направляя БМВ к маленькой полупустой стоянке у кафе. Забавно, подумал он, что он ухаживает за Рене. Именно ухаживает, причем не до постели, когда это имело бы какой-то практический смысл, а после. И только частично ради реставрации ее реноме. Главным образом все же потому, что ему так хочется. Хочется отвести ее в ресторан, посидеть с ней, подразнить и посмеяться. До сих пор он водил в рестораны только Рэчел и Клоэ. Рэчел — потому что ей нужно было светиться и потому что ей это нравилось. Клоэ — потому что это было частью соглашения (им тоже надо было светиться, чтобы все знали, что они — пара). Кстати, платили они при этом пополам. А Рене была первой девушкой, с которой ему именно хотелось поужинать где-то. Вот он и ужинает. А зачем ему было куда-то водить других, затевать все эти сложности с кабаками, если девчонки и без того за ним бегали? Еще тратить на них деньги и выслушивать за столом все их глупости — да много чести. Девушки ему были нужны только для секса, и больше ни для чего. Ужинать и разговаривать он предпочитал с мужчинами. Оно и спокойнее, и приятнее, и дешевле обходится. Даже странно, почему ему интересно просто поговорить с этой — она, конечно, забавная и довольно остроумна, но… Ладно, что толку думать об этом. Он восстанавливает ее репутацию, вот и все. Надо просто держать это в уме.
Ресторанчик оказался вполне в его вкусе — маленький и уютный. Бревенчатые стены, всякая интересная кухонная утварь на деревянных столбах, единственный источник света — камин, укромные столики. Они заняли маленький круглый столик между окном и камином. Еще до того, как им принесли меню, Отто успел дотянуться под столом до Рене и нащупать сквозь ее джинсы все, что ему было нужно. Ему доставляло невероятное наслаждение видеть, что ее губы приоткрылись, дыхание убыстряется, а его пальцам становится горячо даже сквозь грубую джинсовую ткань.
— Ты опять это делаешь, — прошептала она.
— Что именно?
— Это. Заводишь меня. Перестань. Мы в общественном месте.
— Если дело дойдет до того, мы всегда можем пойти в машину.
— Я готова, — застенчиво сказала Рене, и он опять расхохотался:
— Угомонись, нимфоманка. Надо заказать чего-нибудь и поужинать.
— Опять ты о еде!
— Уже определись — или я все время о сексе, или о еде.
— Надо сменить тему, — Рене потупилась. — Мне неудобно… кругом люди, а мы про это…
— Предлагаю обсудить тенденции колебаний кросс-курсов европейских валют в течение последних трех лет. Это достаточно нейтральная для тебя тема?
— Все веселишься?
— Естественно, фройляйн.
— А зачем тебе учиться на МВА, раз ты профессиональный спортсмен?
Отто пожал плечами:
— Всегда надо иметь что-то помимо основной ставки. Нельзя заниматься профессиональным спортом всю жизнь — большинство уходят лет в 30, ну максимум в 35. Потом надо придумывать что-то другое. Иметь какую-то другую профессию.
— То есть у всех помимо лыж есть какая-то профессия?
— Нет, конечно. Многие начинают репу чесать уже ближе к завершению карьеры. Некоторые уходят в спортивную индустрию. Некоторые — в околоспортивную коммерцию или на спортивные каналы. Некоторые, кому хватило ума создать приличный капитал, занимаются инвестициями и живут на это. — Как только разговор стал относительно нейтральным, Рене уже не нужно было вытягивать из него каждое слово клещами, как в попытках разговоров про него самого или его семью. Но ее все равно интересовал больше он сам, чем теоретическая информация о профи-спорте.
— А ты что будешь делать со своим МВА?
— А что люди обычно делают? Чаще всего набирают опыт в качестве наемных работников и менеджеров, потом открывают свой бизнес.
— И ты так же хочешь?
— Возможно. У меня есть время определиться — лет десять-пятнадцать примерно.
— А как насчет банка твоего отца?
Он быстренько закрылся:
— Не думал об этом. Тебе надо поесть плотно, малыш, у нас впереди длинная и вполне деятельная ночь.
— А скажи, почему все-таки ты не танцуешь? Это же так классно…
— А ты почему не занимаешься дельтапланеризмом? Это тоже очень классно.
Рене насупилась. Этот человек, вполне вероятно, использовал МВА как прикрытие, а на самом деле учился в школе, которая готовит шпионов — вытягивать из него информацию было совершенно безнадежным делом. В отместку она сказала:
— Всю жизнь мечтала, что мой парень будет хорошо танцевать. А еще играть на гитаре. И, в идеале, петь. Мне не повезло?