Начинало темнеть. Холодный осенний ветер срывал с деревьев пожелтевшую листву, напоминая людям и всему живому о приближении зимы. Игорь плотнее прикрыл шарфом горло и, придерживая рукой фуражку, поплелся в штаб. В кабинете командира ОБАТО горел свет.
— Добрый вечер, Юрий Владимирович, — поздоровался он с комбатом, зайдя к нему.
— Когда он уже по-настоящему будет добрым? — грустно улыбнулся Гуцул и тут же спросил, — Выпьешь со мной?
Игорь с удовольствием разделил бы компанию с командиром, но вовремя вспомнил о недавнем отравлении.
— Спасибо, Юрий Владимирович, мне еще нужно кое-что выяснить.
— Ну, как знаешь, а я выпью, а то после этих дней, чувствую, что сам скоро слягу в санчасть.
Он вытащил из стола бутылку водки, налил себе рюмку и залпом ее выпил. Ничем, не закусывая, он закурил сигарету, и, выпустив густой клуб дыма, сказал:
— Гордиенко написал рапорт об увольнении в запас.
— Как? — удивился Чернов, — У него ведь выслуги нет.
— Есть, он посчитал. С учетом, что вся его офицерская служба прошла на Дальнем Востоке, у него как раз получается двадцать лет во льготном исчислении.
— И вы подписали?
— Конечно, — ответил Гуцул, — В свете последних событий он все равно не сможет служить, как прежде, а мне лишний геморрой ни к чему. — Он сделал паузу и стряхнул в пепельницу пепел, — Хотя, неизвестно еще насколько долго здесь задержусь я.
— Юрий Владимирович, — вновь обратился к нему Чернов, — мне нужно посмотреть в карауле журнал вскрытия складов.
— Не проблема, — равнодушно ответил тот, — Бери мою машину, я дам команду, чтобы тебя пропустили.
Он одной рукой поднял трубку коммутатора, а другой вновь наполнил рюмку водкой.
Через десять минут во дворике караульного помещения его встречал прапорщик Ларкин. Они прошли в комнату начальника караула, где молодой солдат тщательно мыл пол шваброй.
— Отдохни боец в комнате бодрствующей смены и закрой дверь, — скомандовал ему прапорщик и, подождав, пока Чернов разместится на стуле, сам уселся в свое рабочее кресло. Он вытащил из стола журнал вскрытия складских помещений и протянул его Чернову. Тот, ориентируясь по датам, стал быстро его листать.
— Товарищ майор, — обратился к нему прапорщик, — А это правда, что сегодня взорвали автомобиль Гордиенко?
— Правда, — удивился Игорь, — А ты откуда знаешь?
— Игорь Геннадьевич, — на губах Ларкина заиграла лукавая улыбка, — Как только из города позвонили командиру, уже через десять минут об этом гудел весь гарнизон.
— Да, быстро работает сарафанное радио, — констатировал Чернов, вновь погружаясь в изучение журнала.
— Товарищ майор, а вы были на месте взрыва? — опять оторвал его от работы прапорщик.
— Был. Машина восстановлению не подлежит, — предупредил очередной вопрос Игорь.
— Да это понятно, — махнул рукой Ларкин, — я хотел узнать, содержимое бардачка в машине кто-то смотрел?
— А там, как такового бардачка и не осталось. Он оказался в эпицентре взрыва? — ответил Чернов, подозрительно посмотрев на Ларкина.
— Очень жаль, — пробубнил тот, но, увидев вопрос в глазах особиста, пояснил, — У Гордиенко в бардачке был классный нож ручной работы с выкидным лезвием, и ручкой из оргстекла в виде ящерицы. В августе, на День авиации, мы выезжали семьями на море. Так вот, Гордиенко этим ножом резал мясо. Я у него еле выпросил его. В конце концов, Сергей пообещал, что подарит мне его на тридцатилетие. — Он с сожалением покачал головой. — Жаль, лучше б его машину через месяц взорвали, после моего Дня Рождения.
— Добрый ты, Ларкин, — усмехнулся Чернов и уже хотел опять вернуться к изучению журнала, как вдруг, его будто поразило электрическим разрядом. Он привстал со стула и с надеждой в голосе спросил:
— А ты сможешь опознать этот нож?
— Конечно, — ответил прапорщик. В его глазах появился луч надежды, что нож еще сможет попасть к нему в руки.
— Ты, в котором часу освободишься?
— В 18.30 у нас смена, потом чистка оружия и сдача его в пирамиды. — Ларкин стал вычислять время, прищурив один глаз. — Я думаю, в лучшем случае к 20 часам освобожусь.