Я отбросил свою первоначальную мысль кинуться к Томми, надо было остановить маньяка.
У меня не оставалось времени для раздумий. Я кинулся к дерущимся и ввязался в драку. Я предполагал завладеть пистолетом, прежде чем Остин очухается.
Результат превзошел мои ожидания. Остин и Элиот пробили окно и вывалились наружу. Я удержался на ногах. В свете фонаря я увидел лежащего на крыльце окровавленного Элиота.
Остин был в сознании. Пистолет лежал рядом с ним. Он посмотрел на беспомощного Элиота, потом на меня. В нем созрело какое-то дикое решение. Он потянулся за пистолетом и вскочил на ноги.
Я бросился в сторону, подальше от окна, на пол. В следующую секунду, когда Остин должен был подняться, началась пальба. Шквал выстрелов, далеких и резких. Он налетел единым порывом и так же быстро смолк.
Я с трудом поднялся. Меня трясло. Я, обернувшись к окну, увидел два распластанных на крыльце тела. Я ринулся в глубь дома, спотыкаясь на старом полу.
— Томми! — закричал я.
Он отозвался. За кухней был небольшой коридор с деревянным полом и ободранными обоями на стенах. Я дернул дверь со старой стеклянной ручкой.
Томми сидел на кровати. Он был одет так же, как в зале суда, в черных брюках и рубашке. Он не был привязан. Я подбежал к нему, ощупал его.
— С тобой все в порядке? — как заведенный, несколько раз громко спросил я. Томми оцепенел, он был в комнате один.
— Да, — испуганно ответил он, похоже, я его здорово напугал. Я постарался успокоиться.
— Он ничего тебе не сделал? — спросил я.
Томми замотал головой.
— Я хотел поговорить с ним, — сказал он, — извиниться.
Я пристально посмотрел на него. Несомненно, мальчик оказался здесь по своей воле.
— Где Уолдо? — спросил он.
Я обнял его. Я не мог лгать, но говорить правду пока не стоило. На меня навалилась слабость. Было очень тихо. Полицейские, должно быть, не решались ворваться в дом, пока я не выведу мальчика.
Я сгреб в охапку одеяло и подушку и взял на руки Томми. Он был легким для своего возраста. Перед входной дверью я поставил мальчика на пол, прижимая лицом к своей груди, чтобы он не видел разбитого окна и того, что за ним. Я приоткрыл дверь и просунул в щель подушку. Выстрелов не последовало. Я вышел на крыльцо и помахал рукой.
Я вернулся в дом и вновь взял на руки Томми. Он оглянулся на разбитое окно. С этого места он не мог видеть крыльца. Я завернул его в одеяло.
— Там холодно, — сказал я.
С мальчиком на руках я вышел из дома. Лицо Томми было укутано одеялом. На крыльце лежали двое. Глаза Элиота были закрыты. К нему подбежал санитар. Он даже не посмотрел на Остина, грудь которого превратилась в кровавое месиво. Застывший взгляд не оставлял сомнений в том, что Остин мертв. Пули изуродовали его лицо. Но вместе со смертью к нему вернулась его молодость. С Томми на руках я сошел с крыльца. Все пространство перед домом было ярко освещено. Вспыхнули прожекторы, защелками фотоаппараты. У меня из рук кто-то пытался взять Томми, я сопротивлялся. Это был Джеймс Олгрен. Он подхватил Томми на руки.
— Уведите его отсюда, — сказал я. Олгрен посмотрел на меня с нескрываемой ненавистью. Его перехлестывали эмоции. Мне такое знакомо. Когда смешиваешь на палитре все краски, получается черный. Он, помимо своей воли, не был мне благодарен. Я не винил его.
Теперь, когда тепло Томми не согревало, мне стало холодно. Кто-то протянул полицейскую куртку мне. Я обрадовался. Пошел дождь. Я хотел смахнуть с лица капли дождя, но ко мне подбежал санитар.
— Не трогайте, — велел он, затем включил яркий фонарик и приложил к моему виску что-то металлическое. Я вздрогнул.
— Вряд ли там застряло стекло, — сказал он, — но надо будет посмотреть. А пока возьмите это. — Он приложил к ране чистый кусок марли и кинулся прочь. По шуму и количеству набежавших людей можно было подумать, что освободили группу заложников.
Лейтенант Романо взял меня за руку.
— Я распоряжусь, чтобы вас отвезли в больницу, — сказал он.
Я отказался.
— Я не уеду, пока все не закончится.
— А что же еще осталось? — Он пожал плечами.
Он был прав.
— Вы сделали за нас всю работу, — добавил он.
Я обернулся. Томми нигде не было. Отец, должно быть, увез его подальше от надоедливых репортеров. Лицо Остина кто-то прикрыл курткой. Над ним склонился медицинский эксперт. Рядом никого не было. У разбитого окна стоял полицейский офицер и говорил по рации.
Телевидение снимало место трагедии. Заметив меня, репортер направился в мою сторону. Оператору нужно было мертвое тело для максимального эффекта, а репортеру — живой человек.
— Где Элиот? — спросил я Романо.
Он показал на санитарную машину в тридцати ярдах от нас, с выключенными фарами и раскрытой дверью.
— Почему они не едут? — спросил я и тут же понял:
торопиться было некуда. Романо пожал плечами.
— Ничего серьезного. Несколько порезов от стекла, вот и все.
Я схватил его за руку.
— Он жив?
Лейтенант выглядел обиженным.
— Никто в него не стрелял. Он лежал на земле. Да и этого сумасшедшего никто бы не стал трогать, пока он не вскочил. За кого вы нас принимаете?
Я бросился к санитарной машине. Ее со всех сторон окружили репортеры. Разгневанный врач отогнал их от раненого. В поле их зрения оказался я. Романо взял меня под свою защиту.
— Вы собираетесь устроить здесь пресс-конференцию?
Он был прав. Я переговорю с Элиотом позже. Нельзя было общаться с прессой до выработки официальной версии случившегося.
Меня кто-то окликнул по имени.
— Все комментарии утром, — пробормотал я.
Когда стало ясно, что я удаляюсь, на меня обрушился град вопросов. Мне в спину летели провокационные стрелы.
— Что произошло внутри?
— Вы рады, что он умер?
— Вы думаете, это повысит ваши шансы на выборах?
Я старался сдерживаться. Меня остановил голос Дженни Лорд.
— Почему ваш бывший босс был здесь? — спросила она.