Остин виновато улыбнулся.
— Я не отдаю приказы. Кто бы меня послушал? Да, иногда я даю советы. Иногда им даже следуют. Но неужели ты думаешь, что человек моей профессии способен кого-то толкнуть на преступление? На такое очевидное и грубое? Нет, в данном случае я был сообщником. Я помог скрыть следы.
Логично. Остину не было смысла становиться тайным инвестором. В его подчинении не было ни одного учреждения, его участие в проекте ничего не меняло. Он мог бы подключиться к заговору в самом начале, как общественный инвестор. Я мог легко это выяснить.
Я поднялся.
— Я не могу тебе сейчас ответить, — сказал я. — Лучше считай, что суд состоится на следующей неделе. Но я начну копаться в этом деле. Если я найду подтверждение твоему рассказу, то соглашусь продлить срок расследования. Это все, что я могу обещать.
— Я могу посоветовать тебе, с чего начать, — сказал Остин. — Элиот Куинн.
Его стрела достигла цели.
— Элиот? Он тоже?..
— Нет. Элиот не участвовал в деле. Но он знает, что произошло. Он знает, как со мной собираются поступить. Поэтому он пытался помочь мне, выдав Криса Девиса. Элиот знает, что я невиновен. Спроси его.
Он посмотрел мне в глаза невинным детским взглядом.
Часть вторая
Человеку свойственно чувствовать себя обязанным в равной мере как за оказанные ему услуги, так и за услуги, оказанные им.
Глава 11
— Если он говорит правду, — сказала Бекки, — тогда дети лгут.
Я сразу же посвятил ее в то, что произошло, не задумываясь о последствиях. Она была моим единственным доверенным лицом. В наших отношениях чувствовалась натянутость, но, когда мы работали, а мы всегда работали, это выражалось в странной способности читать мысли друг друга.
Она добавила:
— А если Кевин Поллард лгал, то он самый убедительный обманщик, каких я только видела.
— Знаю — вот все, что я сказал.
— Бекки продолжала смотреть на меня, как будто я ускользал от нее, что соответствовало действительности. Я задумался о прошлом, от которого я все еще не мог освободиться, где Бекки не было места, там меня окружали незнакомые ей люди, иногда бывшие моими близкими друзьями.
В подтверждение моих предположений Бекки сказала:
— Если ты последуешь совету Остина и обратишься к вашему общему другу, то не сможешь безоговорочно доверять мистеру Куинну. Извини, Марк, но это правда.
— Знаю, — кивнул я. — Именно поэтому я не кинулся тотчас к Элиоту. У него оставалась возможность солгать мне. Я боялся, что он воспользуется ею.
— Зачем нам ломать голову? — сказала Бекки. — Пускай суд разбирается. Посмотрим, кому поверят присяжные.
Я помедлил, а она продолжила:
— Не думаю, что присяжные примут на веру его выдумку. Она слишком неправдоподобна.
— Остин не собирался убеждать присяжных. Эта версия предназначена только для меня.
— И ты поверил? — спросила Бекки. Ее разбирало любопытство. Она не видела Остина и не знала, можно ли полагаться на его слова.
— Не знаю, — ответил я.
Месяцем раньше, я бы тут же отверг эту нелепицу. Теперь же, испытав давление со стороны и выслушав Элиота, я подумал о существовании тайного мира закулисных политиков. Другой вопрос, был ли Остин жертвой.
— У тебя мало времени для проверки, — заметила Бекки.
Если заговорщики действительно подставили Остина, на них лежала ответственность за преступление. Трудно оценить тяжесть последствий насилия над ребенком. Одна эта мысль причиняла боль. И все же проще простого свалить на безвинного грех подавления маленького человека. Дети беззащитны и живут по своим законам. Взрослые для них — непонятный народ. Разве мы все не похожи друг на друга?
— Давай забудем об этом, — сказал я Бекки, отметая расспросы.
Она стояла на своем.
— Когда ты собираешься с ним увидеться? — спросила она.
— Сегодня вечером.
— Привет, Марк. Рад тебя видеть.
Ложь, порожденная вежливостью. Я предоставил Элиоту выбрать место встречи, и он ответил, что заедет ко мне. Думаю, ему бы не доставило удовольствия населять свой дом грустными воспоминаниями.
— Проходи, Элиот. Рад, что ты пришел. Выпьешь чего-нибудь? Виски?..
— Можно чаю? — спросил он. В Техасе это означает чай со льдом, поэтому он уточнил. — Горячего чаю?
Меня удивила его просьба, и он последовал за мной на кухню, чтобы объяснить.
— Раньше меня донимала жара. Тот еще климат! Но дело идет к старости. После захода солнца меня одолевает холод. Теперь понимаю, почему пожилые люди перебираются сюда на зиму.
И правда, на Элиоте был костюм-тройка, жилет застегнут, он пришел в шляпе, которую успел снять. Он выглядел как на карикатуре. Спереди свисала золотая цепочка от часов. Я знаю Элиота. Он облачался так ради внешнего эффекта, являя собою образ пожилого общественного деятеля, не сошедшего до времени с политической арены. Ему можно было позавидовать. Его экипировка в тот вечер доказывала, что он во всеоружии.
Было шесть часов вечера. Последние лучи солнца осветили балкон и проникли в гостиную. Пока мы ждали, когда закипит вода, наступили сумерки. Через несколько минут мы вернулись в гостиную. Элиот нес чашку на уровне носа, вдыхая аромат чая.
— Единственный орган чувств, который не подводит с возрастом, — сказал он.
— Что же, хорошо, — ответил я. — Мне нужен твой нюх.
Я сел в кресло, Элиот примостился рядом в уголке дивана. Я взял два пульта, включил телевизор, затем видеомагнитофон. Элиот уставился на экран так, будто ожидал увидеть нечто сверхъестественное.
— Я не знаю другого такого человека с твоим чутьем на ложь. Я попрошу тебя посмотреть пленку и сказать, что ты об этом думаешь. Это не долго.
— Конечно, — кивнул Элиот.
Совсем стемнело, и моя комната стала напоминать театральный зал. Я нажал на кнопку, и на экране возник кадр, вскоре принявший более четкие очертания. Маленький мальчик сидел на высоком стуле, отчего казался еще меньше. Это был Кевин Поллард.
Кэрен Ривера попросила, чтобы он вспомнил, что с ним произошло. Кевин согласился и спокойно принялся описывать поездку на машине, незнакомые улицы, мелькающие дома. Углубляясь в рассказ, он все больше оживлялся. Выражение его лица изменилось, оно уже не принадлежало смущенному мальчику, а ребенку гораздо младше, который напуган темнотой и неизвестностью.