— Входи, входи, — сказал он, и Мэйми, проходя по коридору за его спиной, повторила приглашение.
— У меня всего несколько минут. Можно тебя?
Выйдя наружу, Элиот изменился в лице. Он оставил трубку и сосредоточился.
— Я уже сообщил его адвокату, но думаю, тебе тоже следует знать. Мы начинаем судебное заседание утром в понедельник.
Элиот подождал. Он посуровел.
— Я не могу рисковать, Элиот. Мои консультанты говорят, что такие, как Остин, не меняются. Он всегда будет угрозой для детей. Я не могу… пренебречь своими обязанностями, — хотел я сказать, но решил не уязвлять самолюбия Элиота.
— Он не виноват, — тихо произнес Элиот, ничего больше не добавив. Он говорил так, будто давал мне последний шанс. Я не воспользовался возможностью, но его тон лишил меня желания извиняться. Элиот попытался продолжить:
— Он был еще ребенком…
— Он уже не ребенок. Он взрослый мужчина и отвечает за свои поступки. Следует положить этому конец. Все не могут быть жертвами в этом деле. Кто-то должен нести ответственность.
Голос Элиота был тихим, но в нем ощущались стальные нотки.
— Я говорил тебе, что, по-моему, с помощью лечения…
— Лечение его не изменит. Он не хочет меняться, он хочет избежать наказания, и только. Он не мучит себя раскаянием.
Элиот больше не спорил. Я почувствовал себя опустошенным.
— Прости, Элиот.
— И ты меня прости, Марк.
Голос его звучал проникновенно. Он знал, что так будет. Я ждал его объяснений. Он не отводил от меня взгляда.
— Я согласился защищать его на суде, — сказал Элиот. Если бы он ударил меня, я бы и то не чувствовал себя таким уничтоженным. Не знаю, думал ли Элиот, что должен все объяснить мне, или выражение моего лица говорило само за себя.
— Остин попросил меня, и я согласился, — продолжал он. — Мне противно бороться против тебя. Я ненавижу саму мысль о том, как это будет выглядеть, как это навредит твоим шансам на выборах. Но я не могу бросить в беде этого парня. И еще одно, Марк. — Он схватил меня за рукав. — Он невиновен. Жаль, что не могу представить тебе доказательства, но…
Теперь мы были в разных лагерях.
Моя машина послушно ехала к Дворцу правосудия. Прибыв туда, я сразу же направился в кабинет Джека Пористера. Он и еще один следователь держали на коленях портативную игру. Когда я вошел, второй следователь развернулся и сделал вид, что занят бумагами, но Джек просто взглянул на меня, вскинув брови.
— Ты так и не выяснил, куда делся Крис Девис? — спросил я.
— Исчез с лица земли, — ответил Джек.
Или провалился сквозь землю. В прошлом Остина уже было одно мертвое тело. Он клялся, что не причастен к этому, но он привык давать зароки.
— Пошли кого-нибудь в школу Томми Олгрена, — сказал я. — Не жди, пока он выйдет из здания. Не хочу, чтобы он и на секунду оставался один.
— Уже сделано, — отрапортовал Джек.
Я уставился на него:
— Ты такой сообразительный?
— Скорее предусмотрительный. Я знал, что наши мысли совпадут.
— Необязательно, — сказал я. — Однако спасибо.
Он пожал плечами.
— Какую еще каверзу он может придумать? — спросил я Бекки час спустя. Я приютился на одном из неудобных стульев в ее узком кабинете, чувствуя себя пленником. Я говорил об Остине, но думал об Элиоте. Поэтому Бекки ответила по-своему.
— Он отвлечет тебя от основного, и ты не подготовишься к суду.
Она с жалостью посмотрела на меня, такой взгляд предназначается хорошему другу, который потерял разум.
— Ты когда-нибудь видела его в деле?
Она покачала головой в ответ.
— Он лучше всех, Бекки. Все, что я знаю о процессе обвинения, я узнал от него, но он-то знает куда больше.
— Но на этот раз он на стороне защиты. И его клиент виновен.
Я кивнул, но Бекки поняла, что это не имело значения.
— Он просто один из юристов. К тому же давно не практиковавший.
— О, пожалуйста, не дай ему себя провести вокруг пальца. Он прикинется овечкой, пока не наступит решающий момент.
— Куда ты? — спросила она.
— Подальше отсюда. И ты сделай то же самое. Уже ничего не изменишь.
— Отдохни хорошенько в выходные. Не думай о деле. — Она рассмеялась.
— Знаю, — сказал я, слегка касаясь ее руки. — Увидимся в понедельник.
— Марк, ты не хотел бы?..
— Нет, спасибо.
Я обнаружил следователя на кухне, он ел сандвич, ожидая, когда родители Томми придут домой и отпустят его. Я разрешил ему уйти, но заставил взять с собой и сандвич. Томми, казалось, был рад этому обстоятельству.
— Что мы будем делать? — спросил он.
— Давай пойдем на улицу, — ответил я. — У тебя есть футбольный мяч?
Томми покачал головой. Мы вышли во внутренний дворик. Был шестой час, конец октября, полная неопределенность и в отношении дня, и в отношении времени года. Сейчас могло быть летнее утро или зимний полдень. Солнце стояло слишком низко, чтобы греть по-прежнему. От него еще исходило тепло, но холод уже подбирался. Ветерок усиливал его.
— Ты давно видел Стива? — спросил я. Стив был мальчиком, о котором упоминал Томми, но только в прошедшем времени. Я понял, что они когда-то были друзьями.
Мой вопрос удивил его, как я и предполагал.
— Стива? Нет.
— Вы не видитесь в школе?
— Мы учимся в разных классах, — ответил Томми.
— Может, в следующем году?
Томми огляделся, как будто попал в незнакомое ему место. В нашем поле зрения оказались качели, но они предназначались для малышей.
— В следующем году я буду в средней школе.
Мы обсудили среднюю школу, преимущество того, что не надо будет все время сидеть в одном кабинете. Я намекал на возможности, которые открывались. Новые друзья в разных классах, новые знакомства. За пять минут можно поменять прошлое на будущее.
Томми прекрасно справлялся с ролью маленького хозяина дома. Во дворике он стал самим собой, каким я его знал, серьезным мальчиком, который мог говорить о предстоящих в его жизни переменах, как будто уже пережил их. Я поощрял такое поведение. В последнее время мы говорили о разном — о событиях, которые могут произойти в его жизни, не только о прошлом.