Не спать! Не спать! Не спать! Колотится, пульсирует какая-то жилка. Не дает уснуть расслабиться… Постой, а кто тут спит? Мысли путались, перемешивались, сосредоточиться никак не удавалось. Да это же я сплю! Слава отчаянно замотал головой, как белый медведь в теплую погоду, стараясь вырваться из сонного омута. Глаза отказывались открываться. Тогда старлей с невероятным трудом поднял непослушную, чугунную руку и врезал себе по физиономии. Еще раз и еще. Блядь, больно-то как… Из разом распахнувшихся глаз брызнули слезы. Сонливость схлынула как вода и он обнаружил, что клетка уже на земле, дверь открыта, а в проеме стоит маленькая мохнатая фигурка и смотрит на него зелеными буркалами.
— Собирайтесь скорей ваша милость! — торопливо заговорил знакомый голос в голове. — Я еле смог до вас достучаться! Надо торопиться, господин и учитель почтенный Тэ-о-то, не сможет долго поддерживать заклятие. Оно отнимает слишком много сил, а господин и учитель уже не молод…
Не дослушав его, Слава принялся тормошить своих спутников. Кое-как растолкал Щепу, а с Маат и возиться не стал, просто закинул ее на плечо и вышел из клетки, таща за шиворот так и не очухавшегося ото сна дружинника.
Никто им не помешал и не попытался преследовать, очевидно, заклятие учителя и мастера, безотказно действовало не только на людей но и на имуров.
За пределами поселка сразу стало легче. Перестали накатывать волны сонливости. Глаза Щепы приняли, наконец, осмысленное выражение. Заворочалась на Славином плече девушка. Он спустил ее на землю, сонно хлопающую глазами, и ничего не объясняя и не рассказывая, взял за руку, и потащил за собой. Ма-у-то, перекинувшись в кота, трусил впереди, указывая дорогу. Он постоянно оборачивался, словно хотел удостовериться, что путники не отстали, не затерялись в лесу. Похоже, что приняв звериный облик, шаманыш потерял и способность к ментальному общению. Во всяком случае, сколько старлей не прислушивался, вкрадчивого голоса в голове больше не возникало. Славины спутники ничего не знающие про его мысленные диалоги с Ма-у-то, удивленно таращились на бегущего впереди здорового кота, но от вопросов пока воздерживались. И правильно, Слава сам себе-то мало что мог объяснить.
Шаманыш впереди бежал все быстрее, словно уже не опасался потерять своих попутчиков. Его куцый хвост мелькал метрах в двадцати, то и дело пропадая за изгибами тропы. Пришлось и людям прибавить прыти, чтоб не отстать. Остаток пути они преодолели в спринтерском темпе и изрядно запыхались.
Внезапно Ма-о-ту остановился, окутался на миг голубым сиянием, и перед тяжело дышащими путниками возник низенький мохнатый человечек — ни дать, ни взять Чебурашка, уши только подкачали.
— Река рядом, — донеслось до Славиного сознания знакомое мурлыканье. — Теперь мне надо избавиться от охраны. Спрячьтесь пока в лес.
Старлей спорить не стал, спихнул своих ничего не понимающих спутников с тропинки и увлек за деревья. Некоторое время ничего не происходило. Люди напряженно прислушивались, но кроме шума листвы и скрипа покачивающихся на ветру стволов деревьев ничего слышно не было. И вдруг тишина разом взорвалась и по тропинке мимо спутников, с яростными воплями и истошным мявом, по направлению к поселку пронесся десяток здоровенных котов-воителей окутанных грозным голубым сиянием. Их вой еще не успел стихнуть в дали, когда Слава услышал голос Ма-у-то:
— Скорей сюда, у вас очень мало времени!
Шаманыш ждал их возле вытащенного на берег плота.
— Куда они так рванули? — поинтересовался у него Слава.
— Я сказал им, что на поселок напали ракшасы, — голос у Ма-у-то был грустный, его острые уши прижались к черепу, как у побитой кошки. Голова от этого стала иметь вид мохнатого шара. — Я очень, очень виноват перед своими сородичами… Теперь меня будут судить на совете старейшин и наверное накажут.
— Как накажут-то?
— В лучшем случае приговорят к отсечению хвоста, — Ма-у-то, печально посмотрел на свой и без того куцый хвостик. — Быть без хвоста, это так неприлично…
— А в худшем?
— А в худшем изгонят из поселка и запретят показываться на глаза сородичам.
— Не дрейфь! — подбодрил его старлей. — Прорвемся!
Меч лежал прямо посредине плота. Дерево под ним обуглилось, словно он и вправду раскалился, как рассказывала Маат. С некоторой опаской, Слава взял его в руки, осмотрел ножны. Совершенно целые, не обгорели, не потрескались. Все также отливают антрацитовым блеском. Вынул клинок. Тот и в лунном свете искрился радугой. Даже порванный ремешок не обгорел. Слава хмыкнул и загнал клинок обратно в ножны, решив, как только представится такая возможность, починить ремешок. Вдвоем с Щепой, они спихнули плот на воду. Взяли в руки шесты.