— С полкрайны… повторил за ним Слава. Из общения с местными, он успел узнать, что крайна — здешняя единица времени (а заодно и расстояния), что-то около десяти земных минут, и у каждой свой оттенок цвета, в зависимости от времени суток.
— Да! — подтвердил Теха. Сейчас уже покажутся.
— Они тебя видели?
— Откуда, я знаю? — мальчик пожал плечами и вытер со лба, обильно струящийся пот. Я как их заметил, сразу стреканул оттуда… Может и видели.
Он вдруг, как подкошенный, рухнул на землю.
— Вон они!
Слава тут же последовал его примеру и упал за ближайшую кочку. Прямо на какой-то острый сучок, который незамедлительно впился в живот. Он чертыхнулся, повозился, устраиваясь, и, наконец, осторожно выглянул.
Между выступом и остатками постоялого двора уже во всю сновали странные существа — таких, старлей еще не видел. На первый взгляд, они походили на крупных собак — заросшие пегой шерстью, тонкие тела на четырех лапах, сзади длинный хвост. Но это только на первый взгляд. Что-то было в них не так. Передвигались они, явно не по-собачьи. Лапы раскорячены в стороны и странно согнуты в суставах, двигаются быстро, быстро — словно твари парят над самой землей.
— Гончие! — шепотом, словно его могли услышать, сообщил ему Теха. Они как ящерицы, только шерстью заросшие. От них не убежишь!
— Было бы еще куда бежать, — констатировал Слава и без того очевидную вещь.
Из-за скалы, тем временем выходила следующая партия монстров — давешние полуобезьяны — полумедведи. В отличие от гончих, они двигались, пусть и корявым, но строем. Ряд за рядом, ряд за рядом вытекал из-за выступа. Да их тут целая рота! Ага! Вот и хозяева пожаловали. Рыжие всадники в потешных колпаках, на своих страшноватых "лошадках". Слава считал — десять, двадцать… пятьдесят… восемьдесят. Все. Следующий отряд лесных великанов — еще около двухсот рыл. За ними с десяток всадников, но не на гракхах, а на каких-то огромных птицах смутно напоминающих страусов, но гораздо мощней и хищней. Длинные, голенастые ноги, череп вместе со страшным, крючковатым клювом, длиной с хорошую лошадиную голову. Не смотря на то, что находились в двух метрах над землей, всадники хэку, вели себя уверенно, оживленно переговаривались и жестикулировали. У птичьих наездников кроме луков, в качестве оружия имелись еще длинные, тонкие копья.
— Это сархусы, — продолжал комментировать Теха. Лефа — колдун говорил, что они за Проклятыми лесами живут и травой питаются. Рыжие, и из них чудищ сделали. Такая тварь одним ударом лошадь убивает, а про человека и говорить нечего.
— Сколько же у них этих монстров?
— Кого? — удивился Теха, и Слава сообразил, что опять говорит по-русски.
— Чудищ разных?
— А-а… да кто ж их знает. Что ни год, все новые появляются.
Меж тем последний отряд хэку остановился у развалин постоялого двора. Всадники ловко спрыгнули со спин своих птиц. Повели их привязывать к остаткам изгороди, начали доставать что-то из притороченных к толстым шеям сумок.
— Никак жрать собрались?.. предположил Теха. Вот же клятое семя, другого места не нашли!
Слава молчал, вспомнив про брошенную мальчишкой рыбу. Господи, хоть бы не заметили!
Но они заметили. Один из воинов отправился к реке, видимо, для того чтобы набрать в мех воды и буквально споткнулся об Техин улов. Некоторое время недоуменно рассматривал рыбу, а затем гортанным криком позвал остальных. Сам же вытянул из-за спины лук, настороженно осматриваясь вокруг. Подошли его товарищи, сгрудились вокруг находки, загалдели, очевидно, споря, откуда здесь могла взяться свежевыловленная рыба. Затем повернулись к реке, и Славе показалось, посмотрели прямо в их сторону. Остро захотелось сжаться, слиться с землей, заползти в какую-нибудь нору, чтобы не нашли.
— Проклятые небеса!.. прошептал Теха, — неужто сюда пойдут?
— Угораздило ж тебя! — также шепотом, ответил ему Слава. Нет, чтоб в реку бросить!
Мальчишка только голову вжал в плечи, очевидно понимая, какую глупость он только что совершил, и чем это для них может кончиться.
Хэку, тем временем, пришли к какому-то решению. Одного оставили на берегу, остальные же вернулись к своим птицам, чтоб продолжить приготовление к трапезе. Тот, который остался, извлек откуда-то, уже знакомую, завязанную в узел, флейту и, приложив к губам, надул щеки. Флейта, как и тогда в деревне, не издала не единого звука. Воин, не смущаясь этим, убрал свой корявый инструмент обратно в складки одежды и, подбоченившись, стал ждать результата. Слава заметил, как четверка мохнатых ящериц, отделилась от ушедшей далеко вперед стаи и понеслась обратно к пожарищу.