Сезам открылся. И что теперь делать? Лезть в эту „кроличью нору“?
Нет, с одной стороны, пещер, штолен, коллекторов и прочих и дырок в земле Слава не боялся и клаустрофобией не страдал — сказывалось спелеологическое и диггерское прошлое. Школьником лазил по теплотрассам и подвалам, а став курсантом, уже по настоящим пещерам и прочим нерукотворным узостям. Но с другой стороны… На кой черт лезть туда? Вся его разумность и осмотрительность восставали против этого. Мало было загадок? Так еще добавился этот подземный ход в старом подполе, под старой кузницей? Откуда он тут взялся, и куда ведет? К каким неприятностям и опасностям? Но на другой чаше весов, не лежало, а прямо бесновалось, какое-то детское, мальчишеское, невероятное любопытство. Оно буквально распирало изнутри, толкая к немедленным действиям. Ведь там, на другом конце лаза, возможно объяснение всех этих странных событий и загадок.
— Гляну только и вернусь! — пообещал кому-то Слава и провел пальцем по стенке лаза. Земля… рыхлая… оценил высоту прохода, — только на карачках ползти. Джинсы новые, угваздаю, жалко, — а сам уже протискивался в лаз. Зацепился футляром, чертыхнулся, какого хрена он его с собой тащит? Но не снял, пополз дальше. Под колени и ладони попадались острые камешки и какие-то корни, макушка то и дело задевала за верх. В лицо и за шиворот, при этом сыпалась земля, но он продолжал упорно ползти, отплевываясь и ругаясь все забористей.
Из подпола, ход казался коротким — ведь свет извне доставал до самого входа. Но спустя десять минут передвижения на четвереньках, стало понятно — что-то тут не так. Ход явно не отличался прямолинейностью, а иногда довольно круто поворачивал, но свет снаружи, каким-то образом, проникал через эти изгибы. „А может это вовсе не снаружи? — усомнился, наконец, Слава. Может это сам воздух светится? Ну ладно, светится и светится… хрен с ним, но выход-то, скоро ли будет? Может вернуться?“ Задаваясь этими вопросами, он, тем не менее, полз дальше и в какой-то момент стал замечать, что воздух вокруг словно сгущается. Не в смысле теряет прозрачность, но делается густым и насыщенным, замедляющим движения словно вода, хотя дышать им труднее не стало. Стены, напротив, становились все более прозрачными. Славу охватило нешуточное беспокойство, экая чертовщина творится вокруг, и он совсем было собрался повернуть назад, как вдруг понял, что не может этого сделать — его тянула вперед неведомая, но неодолимая сила. Он пытался сопротивляться, упираясь руками и ногами, но стены еще недавно совсем обычные вместе с прозрачностью приобрели и невероятную скользкость, словно стекло смоченное маслом или мыльной водой. Слава скользил, всё ускоряясь, как какой-нибудь бобслеист по своему желобу. Вокруг искрились тысячи, миллионы граней, переливаясь многократно преломленным светом.
Хрустальный коридор!
Ход вилял вправо — влево, вверх — вниз. Инерцией движения Славу прижимало то к стенам, то к потолку, кружило вокруг своей оси и влекло все дальше и дальше. Воздух свистел в ушах. От стремительного движения по затейливой траектории кружилась голова, а к горлу подступал ком тошноты. Ошалев от этого невероятного полета, Слава перестал, что-либо соображать и лишь таращил глаза, силясь разобрать, что там впереди в призрачно-хрустальной круговерти. Внезапно стало светлее, ход вильнул в последний раз, потом пошел вверх, и в лицо Славе ударил свет. Ослепительный свет, солнечного дня.
Вторая глава
Когда, проморгавшись и привыкнув к яркому свету, Слава смог разглядеть открывшуюся ему картину, глаза его открылись по-настоящему широко. Нет, представший перед ним пейзаж, был очень красивый и даже величественный, вот только…
Вот только, он не имел ничего общего с промозглым, сырым осенним днем, и с вымирающим грязным поселком под Питером.
"Стрелять — колотить! — сказал старлей, нервно озираясь. Какого хрена?.."
Хрустальный коридор или как его там, выкинул Славу в неглубокую пещерку, скорее даже грот, пробитый в крутом склоне.
Едва придя в себя, он попытался отыскать чертову нору, что неведомым способом завела его в горы. Шершавая красновато-желтая выветренная стена, чуть покрытая пылью, не имела никакого намека на ход. На единственной сколько-нибудь широкой щели издевательски красовалась паутина — тонкая серебристая сеточка колыхалась от ветра. Слава обшарил весь грот, перевернул каждый камень, простучал пол и стены, разве что не потолок, обшарил соседние гроты — ничего. Рубчатые следы от его кроссовок и отпечаток правой ладони появлялись на пыльном полу грота из ниоткуда, в полуметре от стены. Впору было бы решить, что он появился здесь буквально из воздуха. Из Мирового, блин, эфира! Охреневший от такого расклада старлей бестолково потоптался у края, прошелся вправо-влево — всюду почти отвесный склон, кое-где поросший невысоким кустарником. Только в одном месте можно было выбраться на маленький карниз. Он и выбрался. Посмотрел вниз — весь холм по обе стороны от него был покрыт такими же норами-гротами. Посмотрел вверх — до вершины метров сто. Вернувшись в пещерку, он пристроил тубус у камня, чтобы не укатился, затем, цепляясь за кусты, кое-как вскарабкался по обломкам камней на вершину холма. Постоял, осматриваясь.