Опять издевается. Но и так уже ясно — «фамилию» она, скорее всего, сочинила на ходу. Документов-то у неё нет и, скорее всего, никогда не было.
— А почему Любовь?
— А любовь — одно из самых сильных чувств, что есть у человека, — женщина опять перешла на очень серьёзный тон. — Сколько из-за неё совершали геройских поступков, сколько делали глупостей… Согласен?
Сложно не согласиться. Что-что, а аргументы Люба выдавать умеет.
А самое забавное — она меня уже не раздражает. Ну, что-то есть, конечно — но между кем нет ни малейшего раздражения? Уж точно не так, как раньше.
Похоже, начинаю находить общий язык со своим злым духом.
А скорее, она впервые за всё время проявила, в моём понимании, какие-то совершенно человеческие эмоции…
Я так и не заметил, как это произошло — Люба оказалась на скамье рядом со мной и уже легонько касалась губами моей щеки.
— Правильно, — прошептала она мне на ухо. — Мы обязательно подружимся. С повенчанными и не бывает иначе.
Я хотел было в очередной раз задать вопрос, на который скорее всего опять не получил бы ответа, но меня прервал громкий Юркин голос:
— Эй, голубки, спуститесь на грешную землю!
Напарник и Волков стояли метрах в десяти от машины. Юрка дождался, пока я обернусь, и поинтересовался:
— Найдёнов, а хочешь вернуться в свой мир? Вот прямо сейчас?
Глава 29. Виковщина. 28 июня, четверг, вторая половина дня
— Юрик, вы там точно не пили? — на всякий случай уточнил я в тон напарнику. Волков, смотрю, стоит рядом с ним, глаза смеются.
— Я завязал, — сообщил он. — И Юрке не предлагал.
Но видно, что его происходящее откровенно забавляет, несмотря на всю серьёзность и даже несуразность ситуации.
— Ты, кстати, в курсе, что твоя подруга испарилась? — добавил он.
Речь спокойная, видно брата-провалившегося — явно нездешний, тон совершенно другой. Или… иной вообще. Полное спокойствие.
Единение с Природой? Очень может быть.
Я обернулся — и правда, Любы рядом уже нет. Вот ведь беспокойная у меня подруга…
— Найдёнов, я не шучу, — повторил Юрик. — Оказывается, Серёга может открывать пробои. Туда, куда захочет. Потому на него и охотились и Колледж, и Управа… заразы.
Ах вот как. Ну… это многое объясняет. И не только интерес к почти незнакомому мне Волку со стороны местных «структур» — но и то, как оборотень оказался на другой стороне реки.
— Только туда, где есть знакомый мне ключ, — спокойно уточнил Волков.
Ещё интереснее. Да, многое встаёт на свои места — выходит, ключом для него в тот раз стал Юрка, с которым они отлично знакомы… Судя по сказанному напарником, пусть и мимоходом — они пуд соли вместе съели. Не зря Юрик так хотел во всём разобраться…
— Слушай, Игорь, — обратился Волков уже ко мне. — Юрик опять хохмит, а я серьёзно. Ты Юркин друг, а потому скажу прямо: могу открыть пробой в мой бывший мир. Именно в мой. Может, он и твой тоже. Может — нет. Если повезёт — останешься там. Если нет — можем вернуться. Ничего не теряешь.
Вот это да. Воистину царское предложение. Случись оно месяцем-двумя раньше — наверное, я бы согласился не раздумывая. Но теперь…
Я вспомнил изгоев, Любу, четыре зеркала, о которых говорил отец Андрей, те соображения о проходе через зеркала, что пришли в голову только что…
— Я не могу уйти, — просто сказал я. — Не могу, и всё. Мне… нужно разобраться.
Юрка с удивлением и сожалением охнул, а Волков просто сказал:
— Я понял тебя. И я в тебе не ошибся. Действуй, брат. Всё у тебя получится.
И опять это ощущение — словно я смотрюсь в зеркало… Может, Юрка прав, и у меня и правда есть что-то общее с этим парнем, который, судя по виду, старше меня-истинного, но моложе меня-здешнего…
Юрка и Волков пожали друг другу руки, и, пока напарник шёл к машине, Волк уже исчез в мареве пробоя.
— Никогда б не поверил, если бы не видел своими глазами, — только и сказал я, пока напарник заводил двигатель.
— Я до сих пор не верю, — пробормотал Юрка. — Но — верю, мать его… Вот ведь сукин сын этот Каращук…
— Знал?
— Конечно, знал. Что Серёга оборотень — знал. И про то, что он может усиливать и открывать пробои — знал. Правда… правда, Серёга сказал, что Каращук лучше, чем может показаться. И знаешь… Волкову я верю, — он, прищурившись, посмотрел на меня: — Расскажешь Богданычу, что мы ездили сюда?
— Он и сам уже скорее всего знает, — предположил я.
— Я не об этом. Я о тебе.
— Тогда спрошу — а как ты хочешь?
— Не знаю, — буркнул напарник, разворачивая «козелок». — Вот правда — не знаю. У меня какое-то… опустошение, что ли. Я узнал всё, что хотел. Но не скажу, что мне от этого легче…