– Ада… – Ломкий, как его дважды сломанный нос, голос Феликса, когда он поймал ее за локоть. – Пожалуйста, ради всего святого, забудь об этом, поезжай домой.
– Почему ты здесь? – еле слышно прошипела Яэль. Лука, Кацуо, остальные – она была готова бороться с ними. Но Феликс – Феликс был новой информацией. Несколько отчужденных абзацев в романе о прошлом Адель. Она не планировала, что он снова появится.
– Ты знаешь, почему. – Его пальцы сжались, прямо под ее повязкой. Ее волки на коже кричали под сжатой кожей куртки.
– Тогда как ты здесь оказался? – спросила она. – Ты даже не принимал участия в отборочных гонках.
– Тебе больше нечего доказывать. Ты лишь все потеряешь, – сказал Феликс, «новая информация». Феликс, который знал прошлое Адель лучше, чем могли восполнить сотни страниц. Феликс на данный момент – самое опасное лицо в этой гонке.
Яэль вырвала свой локоть. Сейчас она шла по асфальту, оставляя следы грязи в форме подошвы ее сапог. Она схватила свой шлем с сиденья, затянула ремень под подбородком, приладила очки и села на свой байк. Этот «Цюндапп» вызывал почти такие же ощущения, как КС 601, который она использовала для тренировок. Только острее, свежее, сильнее.
Двигатель мотоцикла замурлыкал, когда она оживила его ударом ноги. Во время обучения она всегда сосредотачивалась на этом звуке: он подчеркивал важность ее миссии – предстоящую дорогу. Но сегодня даже гул передач ее байка не успокаивал Яэль. Каждый взгляд на стадионе был направлен на нее. Девушка: сверкающая дождем и черной кожей ездовой одежды. Ее сапоги тяжело стояли на приводе. Нетерпеливая. Готовая.
Каждый взгляд был направлен на нее, но она чувствовала только два из них. Те, что впивались, впивались, впивались ей в спину. Раскапывая прошлое, о котором у нее не хранилось воспоминаний. Создавая дыры, которые она не могла заполнить.
Не думай, что я забыл, что ты сделала.
Тебе больше нечего доказывать. Ты лишь все потеряешь.
Она быть может и выглядела как Адель. Но она никогда не сможет быть ею. Яэль была «паутинкой-обманкой», состоящей из прорех и ниток и хрупкого ничто.
Сейчас из микрофонов лился другой голос – его голос. Тот, что поднимал армии, свергал королевства. Тот, что погрузил целый стадион в молчание. Даже капли дождя зависли в небе; воздух очистился до плеска несильного дождя.
Был только он. Голос, который она должна была заставить умолкнуть.
Она не просто родилась, чтобы это сделать. Она была создана для этого. Его иглами. Его людьми.
– Возьмите свои знаки.
Фюрер еще не знал, но он был готов подписать себе смертный приговор. (И веселился, делая это). Яэль сжала руль так крепко, что ее перчатки, казалось, разоврутся.
– Садитесь.
Девятнадцать мотоциклов за ней включили зажигание и взревели.
– Вперед!
Яэль стартовала.
Ледяной ветер царапал ее по щекам. Ее лицо было настолько онемевшим, настолько холодным, но волки горели у нее под кожей. Выли секреты. То, сокрытое, что мог узнать любой, если бы прислушался.
Феликс и Лука… у них был острый слух.
Яэль не позволит им услышать.
Глава 7
Сейчас. 10 марта, 1956. На окраине Германии. 19-й километр
Дождь продолжал идти тяжелой плотной пеленой, преследуя гонщиков на всем пути через Германию, мимо рядов промокших зрителей и вялых флагов Оси, вниз по автобану. Кулак Яэль охватил правую ручку мотоцикла. Сильнее. Быстрее, чем она вероятно должна была двигаться на такой скользкой дороге.
Но остальные за ней ехали так же быстро. Взгляд через плечо показал, что они надвигались. Лука и Кацуо рассредоточились как крылья за спиной. Их кожа и хром продирались через брызги от ее задней покрышки. И за ними – семнадцать голодных лиц.
Все из них явились за кровью, как сказал Феликс, а ее горло было первым в очереди.
Причинение преднамеренного вреда гонщикам было запрещено правилами Гонки Оси (чтобы уберечь ее от превращения в кровавую баню), но строгие указания никогда в действительности не предотвращали вредительства.
Каждый год гонщики выбывали из борьбы из-за ножевых ранений, загадочных случаев пищевого отравления, падений в результате умышленного повреждения байка. Официальные лица обычно закрывали глаза, записывая «авария» в отчетах о происшествии. В конце концов это была гонка зубов и когтей. Только сильнейшие выживали. Выиграть мог только жестокий.
Но произошла одна история. Пять лет назад юноша был дисквалифицирован из гонки, потому что был достаточно глуп, и умудрился ударить другого гонщика перед камерой «Рехссендера». (Доказательство на кинопленке оказалось не тем, что чиновники могли замести). Любые нападения, засвидетельствованные должностными лицами или камерами «Рейхссендера», требовали возмездия. В крайних случаях – например, за ножевое ранение – злоумышленника дисквалифицировали. Однако, чаще всего гонщиков-нарушителей наказывали дополнительным часом. Такие меры никогда не останавливали злословие, просто заталкивали его вглубь, где оно таилось, скрытое до подходящего момента.