Жутко и жалобно стонали раненые и умирающие, но некому было облегчить их страданий.
По щитовой крыше забарабанил железный дождь — лучники Маг Арта не жалели стрел.
— Не лучше ли тебе спешиться, Седой? — предложил Слагфид. — Всадник — хорошая цель!
— Не достанут, — отмахнулся морской король. — А так — обзор потеряю!
Забурлило перед скельдборгом море грив, развернулось, отхлынуло, чтобы набрать разбег и снова обрушиться на курган щитов яростным прибоем. Выдвинулись и стрелковые полки Феарвалла, растянулись в соблазнительной близости от строя северян. А перед всадниками и колесницами эридов реяло королевское знамя Кетаха Ан-Клайда — алый крест в круге на золоте.
И тогда Хаген решился. Наклонился к Хродгару, настойчиво шепнул:
— Кетах вышел на поле! Убьём его — и закончим битву!
— Не пробьёмся, — качнул головой Тур.
— Надо заманить. Выпустим Бьярки!
— И то правда, — усмехнулся Хродгар. — Эй, Бьярки! Вынь палец из носа, поди сюда…
— Что вы там шепчетесь?! — гаркнул Арнульф. — Удумали чего?
— Мы — нет, мы — ничего, — скромно потупился Хаген. — Стоим на месте, как Мировое Древо.
— Приготовьтесь, — бросил Арнульф, — они идут на второй заход.
Эрины и форны ударили, вломились в первые ряды северян, но те были готовы — подались назад, расступились, выдвигая свежие силы из задних рядов. Кого-то затоптали, кого-то закололи, но и наступающие получили по зубам. Древки тяжелели от конских туш. Спешенные рыцари люто рубились с гравикингами и ратниками Хакона. Звенели секиры, гудели шлемы, рвались кольчуги, сыпались искры. Бьярки разрубил секирой лошадиную морду, спросил:
— Ну чего, мне выходить?
Хродгар не ответил. Заступил место павшего в первых рядах, высунулся из-за окованных бортов, размахнулся «ведьмой щита», смёл ратника с кузова колесницы. Хаген огляделся:
— Погоди, рано. Пойдёшь на третьем заходе! Готов?
— У меня зубы зудят, а это верный знак, — хохотнул Бьярки, врубаясь в чьё-то лицо…
…на левом крыле всё пошло наперекосяк. Верховые форны скакали через своих же пехотинцев, арбалетчики и баллисты стреляли куда попало и когда попало, а незнатные копейщики в стёганных куртках бестолково толпились, равно мешая всем. Под маркграфом Робером убили уже третьего коня, и он, изрыгая попеременно «Merde!» и «Madre Deus!», перевесил щит за спину, схватил одной рукой меч, а другой — моргенштерн, бросаясь на врага.
Не глядя, сколько верных витязей за его спиной.
— Ну, бычара! — уважительно прогудел Хакон. — Пойду, поприветствую!
Но его опередил Хельги. Славы убийцы епископа Твинстерского ему было мало, ибо юность вообще жадна до славы. Вбросил меч в ножны, выдернул брюнтвер из конской туши, ухватил оружие наперевес и устремился на врага. Кто-то из гравикингов бросился на его защиту, Робер одним ударом разбил дубовый тарч, а вторым вспорол бедолаге живот. Хельги даже не глянул на опрометчивого защитника. Он видел только закованного в броню вепря.
Только железную пластину на его груди.
Брызнули искры от удара. Гранёный наконечник смял нагрудник, опрокинул могучего графа. Хельги оскалился, намереваясь добить противника, но де Лотен быстро пришёл в себя, отмахнулся мечом. Клинок отвёл удар, но застрял в толстом древке. Хельги отбросил испорченный «шип брони», выхватил меч-кьяринг, родной брат того, коего лишился его противник. Робер был уже на ногах, к нему бежали на подмогу. Хельги сказал:
Взметнулся вихрем и провёл удар «Ледяной поток». Едва удержал меч за плоский кружок в основании рукояти. Змей крови распорол кольчугу, глубоко вошёл в бок маркграфа. Тот словно не заметил, врезал моргенштерном Хельги по голове. Шиповатая «утренняя звезда» взорвалась звоном, из-под расколотого шлема заструилась кровь. Так они и застыли — юный герой и пожилой господин, хищник из фьордов и защитник веры, язычник и ионит. Оба были чужаками на этой земле. Оба прекрасно это знали.
Но если Робер Аррауд, маркграф де Лотен, бесконечно печалился об участи этой земли, хотя и говорил о том лишь с Великой Матерью в молитвах, то Хельги сын Хаварда, прозванный Убийцей Епископа, хёвдинг гравикингов, ни о чём не жалел и не печалился. Он растерзал своего вепря, пал от его гнева и ждал валькирию Модгуд, чтобы она препроводила его в Золочёный Чертог. О нём поставят памятный камень, покрытый рунами, а если повезёт, то сложат сагу или песню. Что же до разорённых градов и весей — то такова их участь.