Выбрать главу

— Одно войско приходит в город с могильников, — уточнил Хравен, — а другое — с реки? А что у вас на реке — много народу тонет?

— Там четыре года назад хоронили зачинщиков распри, — мрачно проговорил Сельмунд, — Яльмара Молчуна и его сторонников. Между сушей и водой, на Ниданесе, где всегда хоронили ниддингов и разных сукиных сынов. Яльмар не был ниддингом, он просто был братоубийцей. А Тивар, его брат, лёг на Хаугенфельде.

— А вы не пробовали… ну, я не знаю… сжечь этих покойников? — спросил Бьярки. — Всех?

— Думали, — признался регинфостри. — Дров не хватит. И к тому же никто не отважился раскапывать курганы, где лежат драугры. Даже днём.

— А предводителей обоих войск кто-нибудь видел? — неожиданно спросил Лейф.

— Мне о том ничего не известно, — сказал муж державный. — Но вот что я знаю твёрдо: до этой резни ничего подобного не случалось. Никогда. Во всяком случае, на памяти наших предков. Что ещё знаю: драугры здорово портят нам торговлю. И ещё. Нынче месяц убывает, и через ночь бледный всадник Манн[8] останется у себя в усадьбе. Стало быть, у вас есть остаток дня сегодняшнего, ночь и завтрашний день. А потом начнётся тинг на костях…

И добавил Сельмунд Сигмундсон:

— Ко времени же вы подоспели, молодые господа!

— Две тысячи гульденов, — внезапно проронил Хродгар, — это трудное дело.

— Вы не люди, — буркнул Сельмунд, — вы — волки. Без ножа режете…

Поселили викингов по воле королевы в замке. Точнее, в хольде у восточной стены, куда со двора вёл крытый переход. Из хольда можно было выйти прямо в город. Сельмунд предупредил стражу, чтобы их пропускали в любое время.

— Сдаётся мне, — заметил Торкель, — этот сын Сигмунда не всё нам поведал.

— Это ясно, — отмахнулся Хаген, — вопрос в том, о чём он умолчал — и почему. Меня, впрочем, больше беспокоит Её Величество Хейдис.

— А меня-то как беспокоит! — вздохнул Торкель. — До утра стоять будет…

— Хравен, отрежь ему член, — устало бросил Хродгар.

— И скорми козлам, — ехидно добавил Хаген.

— Здесь нет козлов, Полумуж, — рассмеялся Торкель, — разве что кроме тебя. МЕКЕКЕ!

3

Куда бы направиться в первую очередь, чтобы разузнать, о чём говорят в городе? Правильно, на рынок. Рынков в Гримсале было целых два: на речной пристани и на главной площади. Друзья разделились и пошли расспрашивать жителей города, а Хравен отправился на Хаугенфельд — побеседовать с обитателями курганов. Солнце клонилось к закату, народ начал расходиться по корчмам. Пришлось и братьям-викингам наведаться в пару-тройку пивных.

И Хаген снова нашёл себе славное приключение.

— Ну, старик? — донеслось от стола в углу. — Платить-то будешь? Задолжал твой ублюдок.

Хаген обернулся. Единственный из всех посетителей. Люди нет-нет да и потянулись к выходу, а другие опускали глаза. Отворачивались. Хаген поискал взглядом Торкеля: тот отошёл на задний двор отлить. Сукин сын Варф сидел под стойкой, высунув язык и скалясь: не любил хмельного духу, как и всякий пёс. Корчмарь тронул Хагена за плечо:

— Слушай, парень, ты или иди отсюда, или хоть не лезь. Мне тут не нужны лужи крови.

— Как говорит мой мудрый хёвдинг, — каменным голосом ответил Хаген, — вот уж хрен.

И прислушался.

— Ну так чего? Сто марок и три эйрира. Долг в кости — святое дело, старик.

Говоривший сидел в углу и его было плохо видно. За столом, уставленным кружками да мисками, собрались трое его дружков — народец вроде тех, что встретились Хагену у рынка. Все — при скрамасаксах, у одного — малый боевой топор. Между ними сидел, уткнувшись лицом в миску и блаженно похрапывая, пьяный парень, ровесник Хагена. Ещё одним был упомянутый старик. Одежда на нём могла бы поспорить возрастом с ним самим, но казалась чистой. В свете очага тускло блестела лысина — поляна в кругу седой стерни. Белая борода падала на грудь. Это был крепкий, но невысокий человек с коротким носом и усталыми, подслеповатыми глазами. На руках его Хаген заметил въевшиеся следы от чернил.

— Сто марок? — растерянно прокряхтел старик. — Помилуйте, да откуда бы. Разве по мне скажешь, что я имею достатка на сто марок?

вернуться

8

Не Генрих и даже не Томас: похожим словом в германских языках называется луна (напр., исл. maní).