— Где ты так одёжку засрать успел?
— Да вот… — Кривой Нос кивнул на брата: мол, что тут говорить, и так всё ясно.
— Ты, верно, Кьяртан, — обратился красавец к Бобру. — Я — Торкель сын Ульфа Серого.
— Рад знакомству, — Бобёр пожал руку викинга.
— А эти двое, — Торкель указал на двух черноволосых бородачей, — Крак сын Траусти, наш кормчий, и Хравен сын Уве, наш колдун.
Крак — тощий, среднего роста, с серьгой в ухе, хохотал над какой-то шуткой, проливая пиво на куртку. Руки из под закатанных рукавов — загорелые, жилистые, покрытые синими рисунками. Ладони задубели от мозолей. «Как у деда Миккеля», — подумал Кьяртан.
— Чего ржёшь? — спросил Лейф.
— Да вот поспорили, — хрипло каркнул Крак, — правда ли, что дети кузнецов, если по ним дубиной врезать, не синяки получают, а вмятины? Твой батюшка, кажется, из кузнецов был?
— На нём пробуй, — Кривой Нос указал на Кьяртана, — он мой брат, у него тот же отец.
— Что для братьев редкость по нынешним временам! — расхохотался кормчий.
Кьяртан и ему пожал руку. Потом поклонился Хравену:
— Ты ли тот чародей, чьи вороны навещали Конопляный Двор? Благодарю от души!
— Какой красивый у тебя братик, Лейф! — криво ухмыльнулся Хравен, глядя мимо Кьяртана. — Можно, я его поцелую?
— По пять марок за поцелуй, — предупредил Кривой Нос. — Деньги в сундук!
— Пять марок? — вскинул брови колдун. — А за сколько я могу его оприходовать?
— Скажи, как ты хочешь умереть, и узнаешь цену моей чести, — процедил Кьяртан.
Чародей рассмеялся, едва шляпа с головы не упала.
— Теперь я вижу, что это — твой брат, а не придворный слюнтяй! Идём, Хаген ждёт. У Лемминга в жопе свербит, а это, всякий скажет, плохой знак!
А Кьяртан подумал, что за те любезности, которыми шутя перебрасывались викинги, сыновья бондов звали друг друга на поединки.
На входе в длинный дом на дворе альдермана Рори сидел дюжий детина в медвежьей шкуре на голых плечах, косматый, как та самая шкура. Одной рукой он прикладывался к рогу с мёдом, а другой лапал за зад девицу. Девица взвизгивала и заливалась хохотом.
— А это, наверное, ваш берсерк? — спросил Кьяртан.
— Как ты только догадался? — ехидно бросил Торкель.
— Вернулись, и трёх зим не прошло! — воскликнул берсерк. — Лейф, а чего это твой брат ни разу на тебя не похож? Тебя подкинули? — обратился к Кьяртану.
— В капусте нашли, — буркнул Бобёр. — А тебя, видимо, в пещере у медведицы.
Косматый как-то враз погрустнел.
— Я вам тут без надобности, — сказал он, — поеду на шхеры. Скажете Хагену, он поймёт.
И, вручив девице пустой рог, направился на пристань.
— А что у него на шхере? — попытался пошутить Кьяртан. — Заросли малины?
— У нашего Бьярки там могила матери, — донеслось из сеней.
Говоривший сидел вполоборота к двери, курил трубку и играл в тэфли с хозяином. Двинув ладью, ткнул пальцем на доску — всё, мол, смерть конунгу! — и, не оборачиваясь, добавил:
— Ты ли тот самый Кьяртан Бобёр, сын Лейфа Чёрного, о котором я столько слышал?
— Истинно так, — коротко поклонился юноша и несколько разочарованно спросил, — а ты, думается, тот самый Хаген Лемминг, о котором я, признаться, не слышал?
Викинги с усмешкой переглянулись. Игрок молчал, не двигаясь. Кьяртан смотрел на него — и не верил. Этот заморыш, на голову ниже самого Бобра, с длинным обветренным носом, едва обозначившейся бородой и смешными мышиными усами, с медными прядями, висящими до плеч, и есть тот самый Хаген, о котором Лейф отзывался столь уважительно?! Но дрогнуло сердце Кьяртана, когда шершавый голос коснулся слуха:
— Идём, потолкуем. Тут шумновато.
— А где ваш Хродгар хёвдинг? — полюбопытствовал Кьяртан.
— В поте лица своего возделывает ниву, — осклабился Торкель.
— Дома остался, — пояснил Лейф, — он тоже женился. Ну, вроде как.
— Обещал быть в Равенсфьорде, — напомнил седой широкоплечий муж в меховой хвостатой шапке, какие носили жители Бьёрндаля, — к Свидару, коли память не подводит.
— Хорошо бы, — заметил упитанный парень в рубахе навыпуск, поглаживая здоровенного чёрного кота, — зимой воевать придётся, обещали ведь, а без вождя как-то неудобно…
— Зимой? — переспросил Кьяртан. Никто не ответил. Бобёр снова спросил:
— А что ж он, один по морю осенью пойдёт?
— А что тебя смущает, сынок? — вскинул бровь Крак.
— Так ведь шторма! — удивился Кьяртан.