Проводив взглядом увитые цветами рога несчастного животного, Антония шагнула к дверям дома Валерия Фронтона. Сердце её внезапно усиленно забилось. В самом низу живота стянулся холодный комок. В голове запульсировало.
«Почему я так волнуюсь? Не могу понять… У меня такое ощущение, что я столкнусь с чем-то неприятным… или опасным… или… Никогда я не чувствовала себя такой встревоженной. Я же по-настоящему боюсь чего-то! Но чего? Что может пугать меня?»
Войдя внутрь, она остановилась в замешательстве.
Происходило нечто совершенно непонятное. Дом буквально кишел людьми. Повсюду на полу виднелись блестящие чёрные верёвки, стояли на металлических палках круглые и квадратные предметы, излучавшие невероятно яркий свет. К стенам прислонялись с обратной стороны деревянные подпорки, будто мраморное строение могло вот-вот рухнуть. Такого Антония не видела никогда. Приглядевшись, она поняла к своему величайшему удивлению, что колонны и стены были вовсе не мраморные, как пару дней назад, а просто искусно раскрашены под благородный камень.
А люди! Их внешний вид привёл Антонию в состояние, близкое к потрясению. Они были одеты в штаны и рубашки, похожие на варварские наряды, но всё же сильно отличные от них. Многие мужчины носили усы. Женщины были в коротких юбках, а некоторые тоже в штанах и рубашках. Лишь в самом центре помещения на двух лежанках расположились настоящие римляне: мужчина и женщина в туниках, но их, похоже, ничуть не удивляли столпившиеся вокруг странные фигуры.
И тут Антония вздрогнула, будто игла вонзилась ей в сердце. В движениях вытянувшихся на лежанках римлян и в самом действии она узнала себя и Валерия Фронтона. Лица у них были чужие, но недавняя сцена отравления была воссоздана во всех деталях. Женщина протягивала мужчине кубок с опущенной в него ядовитой розой.
Совсем близко от лежанок, на том месте, где всегда возвышалась фигура Дианы в развевающихся одеждах, высеченная из паросского камня, теперь стоял на треноге непонятный предмет, уставившись на римлян длинной трубкой с толстым и безукоризненно отполированным круглым стеклом на конце. Позади странного предмета расположилось несколько человек. Один из них махнул рукой и крикнул:
— Камера!
Сию же секунду перед стеклянным глазом трубки остановилась совсем молоденькая девочка, вытянула на руках какую-то доску, щёлкнула чем-то об неё, проворковала непонятные слова и сразу отскочила в сторону. Римлянин и римлянка в центре сцены зашевелились. Римлянка поднялась и перешла на его ложе.
— Стоп! Стоп! — крикнул кто-то. — Нет! Не годится! Всё ни к чёрту!
К ним шагнул человек, от облика которого у Антонии перехватило дыхание. Это был Валерий Фронтон. Но он носил совершенно другую причёску, был взъерошен и покрыт двухдневной щетиной, чего не мог позволить себе благородный римлянин. Одет он был в просторную варварскую рубаху и штаны.
— Вы похожи на кукол! — воскликнул он с досадой.
— Но мы делаем, как условились. Мы же всё подробно оговорили.
— Бездарно! От объектива не утаить ничего. Он выдаст на экран всю вашу фальшь крупняком. Неужели не понимаете? Крупный план — это проверка вашего актёрского мастерства, а вы мне рожи корчите идиотские. Пятый дубль делаем, а у вас будто переклинило где-то…
Антония внезапно осознала, что говорили они не на латыни. Более того, этот язык не мог быть понятен ей вообще, но всё же она понимала странную чужую речь, хотя совершенно не ухватывала смысл разговора.
— Алексей, — крупный бородатый мужчина положил Валерию Фронтону руку на плечо, — давай сделаем перерыв.
— Что такое? Почему? Все устали, разомлели под софитами? Все хотят кушать? Какать? Дрыхнуть? Вы все здесь зачем собрались? Кино снимать или на отдых?
Валерий Фронтон, названный Алексеем, вдруг опустился на корточки и впился пальцами в голову руками. Вся фигура его — положение рук, спины, головы — выражала отчаянье.
— Ладно, перерыв, — устало произнёс он, его голос прозвучал тихо, в нём слышалось бессилие. — Миша, дай мне сигаретку. Всем перерыв! Тридцать минут!
Что-то звучно щёлкнуло, и в атриуме сразу сделалось значительно темнее. Антония задрожала, чувствуя, что окруживший её кошмарный сон начал проникать в её мозг, заполнять её густой тяжёлой жижей. Сердце сжалось.
— Они не понимают, что именно мы снимаем, — сказал Валерий. — Никто не хочет ничего понимать! Они уверены, что все эти яды вперемешку с поцелуями, убийства наряду с разнузданными оргиями — просто моё упрямство… Никто ничего не понимает. Они театральны! Они просто изображают! Миша, я не могу ничего разъяснить им…