— Поверьте, принц, ваше присутствие здесь для меня тоже неожиданность. Я и не знала, что в особняке родителей появился новый хозяин.
— Не хозяин, а просто жилец. Для пользы дела в банке, где я председательствую в административном совете, нужно, чтобы и жилье мое было поблизости. Так по крайней мере считает премьер-министр господин Полиньяк, а также… Его Величество король Карл X. Добавлю, что маркиз де Лозарг полностью в курсе дела.
— Мне он ничего об этом не говорил… И вообще складывается такое впечатление, что меня нарочно держат вдали от всего, чем ведал отец…
— Быть может, потому, что вы хорошенькая женщина?Простите, что до сих пор не предложил вам сесть, однако не стану скрывать, ваш вид меня просто потряс. Вы поразительно похожи на вашу матушку. Я был не более чем преданным поклонником ее красоты, но, надеюсь, она со своей стороны видела во мне друга.
Он подвинул ей кресло, но сесть она отказалась.
— Благодарю. Раз я здесь не дома, то нет смысла и задерживаться.
— Не говорите так! Дом по-прежнему ваш, уверяю, и если бы вам было угодно предупредить меня заранее о своем приезде…
— Как я могла бы это сделать, если даже не подозревала о вашем присутствии здесь? К тому же и время для беседы выбрано неудачно. У вас, кажется, сегодня вечером прием?
— Просто несколько друзей к ужину, потом еще кто-то подъедет, но вас это ни в чем не стеснит. Вам, наверное, необходимо отдохнуть с дороги, я сейчас распоряжусь, чтобы приготовили самые дальние покои. Слава богу, дом достаточно просторный…
— Прошу вас, принц, — оборвала его Гортензия, — вы меня неправильно поняли. Я собиралась пожить у себя дома, но у вас не останусь ни за что. Вы заняли дом, пускай! Остается Берни, и если вы поможете мне туда добраться, считайте свой рыцарский долг по отношению к одинокой путешественнице выполненным с лихвой.
— Вы хотите… на ночь глядя ехать в Берни?
— Это не так далеко. Надеюсь, вы поймете, что мне лучше побыть одной.
Сан-Северо нервно закусил губу и, сцепив руки за спиной, медленно прошелся по большому цветастому ковру. Казалось, он был чем-то весьма смущен.
— Сударыня, — наконец вымолвил он, — по-видимому, вам действительно ничего не известно об имуществе вашего отца. Признаться, я удивлен, что господин маркиз де Лозарг держит вас в полном неведении. Разве что… вы с ним очень давно не виделись?
— Не такой уж большой срок — три недели, — ответила Гортензия, охваченная тяжелым предчувствием. Ей с трудом удавалось побороть дрожь в голосе.
— Конечно, нет. Тем больше мое удивление. Сделка состоялась вот уже полгода назад, и с полного согласия вашего свекра, действовавшего от вашего имени.
На этот раз она не удержалась и прямо-таки выкрикнула:
— Какая сделка?
— Но ведь… купчая на Берни… Боже мой, вы хоть в обморок-то не упадите…
Удар и в самом деле был настолько силен, что ноги у Гортензии подкосились. В отчаянии она ухватилась за кресло, чтобы не упасть, к глазам подступили слезы. Милый, родной Берни… продан! Чудесный белый дом у пруда. Замок детства, погожих летних дней… А оранжереи, их ведь некогда построили для матери Гортензии! Берни и его живые воды!
Взгляд ее вдруг упал на сиреневый хрустальный рог, она протянула к нему дрожащую руку.
— Если Берни продан, тогда откуда эти розы? Это редкий сорт, отец вывез его из Персии, а садовники долго выращивали, чтобы доставить удовольствие моей матери.
В голосе зазвенел гнев, прогоняя боль. Зато ответ принца прозвучал приторно, словно строки любовной поэмы.
— Зная, как я их обожаю, новый владелец — вернее, владелица, ведь речь идет о даме — иногда посылает мне их. Дорогая графиня! Искренне сочувствую вашему горю, но вы должны понять: Берни — это поистине королевские владения. Чтобы их содержать, требуется целое состояние.
— Значит, состояния больше нет? Пока был жив отец, содержать свои поместья для него не составляло большого труда.
— Я знаю, знаю… но многое изменилось с тех пор. Банк, конечно, все еще процветает, но политика очень повредила делам. У нас был большой военный долг после поражения…
— О чем вы говорите? Ведь мне известно, что отец еще при жизни выплатил большую его часть по договору с банком Лафит и с несколькими другими банками.
— Но ведь что-то и осталось. Кроме того, потом у нас был миллиард эмигрантов, война с Испанией и, наконец, после известного несчастья, потеря доверия вкладчиков. Сохранить Берни было бы безумством, банк Гранье такого бы не выдержал. Уверяю вас, содержание подобного поместья стоит целого состояния… а леди Линтон весьма богата.
— Леди Линтон? Вы продали дом моего отца англичанке? Да наяву ли это?
— Мы продали тому, кто готов был заплатить, сударыня! Англичане больше нам не враги, скорее наоборот. Сближение происходит во всех сферах, и даже осмелюсь утверждать, что сейчас во Франции английское исключительно в моде. Что до леди Элизабет… она любезнейшая и гостеприимнейшая из женщин. В конце концов, возможно, ваше намерение вернуться в Берни не так уж и неуместно. Уверен, она примет вас с радостью…
— Прошу вас, сударь, прекратите! Во всяком случае, прежде чем уехать, я хотела бы узнать кое о чем…
— Буду рад удовлетворить ваше любопытство.
— Вы мне сказали, что господин де Лозарг был поставлен в известность об этой… сделке?
— Даю вам честное слово. Впрочем, маркиз получил для вас и для вашего сына сумму, соответствующую половине продажной стоимости, а остальное хранится в банке и впоследствии, конечно, будет положено на счет вашего сына.
Уже не в силах справиться с раздражением, Гортензия, вставая, отшвырнула кресло.
— Но в конце концов, сударь, деньги принадлежат мне, и я просто поражена, что никто в банке даже не подумал об этом вспомнить. Я слишком хорошо знаю отца, чтобы предположить, что он не сделал необходимых распоряжений, обеспечивающих мою финансовую независимость. Почему не выполнили его волю?
— Насколько мне известно, все распоряжения были скрупулезно выполнены. До вашего замужества банк переводил вам пенсию на счет маркиза де Лозарга. Затем ваше приданое, сто тысяч ливров, то есть дивиденды, не считая части от продажи Берни, также регулярно переводились…
— Господину де Лозаргу? А почему не мне? Ведь я вдова, сударь.
— Я знаю, и все мы глубоко сочувствуем горю, которое вас постигло, но…
— Да я не прошу у вас сочувствия! Я хочу только вступить во владение тем, что мне принадлежит и на что маркиз де Лозарг не имеет никаких прав. Я, конечно, молода, но дееспособна и в своем уме, и нигде в кодексе Наполеона не сказано, что женщина, а тем более мать, может быть лишена своего имущества в пользу третьих лиц. Завтра я поеду в банк.
— Успокойтесь, умоляю, успокойтесь! В этом доме полно людей. Вас могут услышать… — Это мне как раз безразлично. Пусть слышат! Они и так еще услышат обо мне!
— Но что вы собираетесь сделать?
Она с усталой улыбкой обернулась к нему:
— Прежде всего немного отдохнуть. Мне это просто необходимо.
— Ну конечно же, я ведь говорил… Прошу вас, позвольте предложить вам свое гостеприимство, по-дружески…
— Благодарю, но принять ваше предложение не смогу.
— Но почему? В конце концов, это же ваш дом!
— Вот именно «в конце концов». А кстати, вы женаты, принц?
— Увы, нет. Моя супруга вот уже почти пятнадцать лет назад покинула сей мир, и как-то сердце не лежало искать ей замену.
— Похвальные чувства, однако в таком случае вы поймете, что мне не пристало оставаться под одной крышей с одиноким мужчиной. В моем положении нужно заботиться о репутации.
— Вы считаете, что отправиться в гостиницу для вашей репутации будет лучше? — поинтересовался Сан-Северо, оскорбленный преподанным ему уроком добродетели.