Месяца много чем занимались, в том числе, создавали группы по освобождению неверно осужденных узников, проводя собственные расследования, основывали волонтерские организации по защите природы и по помощи больным детям. А еще создавали оружие, транспорт и собственные Интернет-ресурсы.
И даже после событий Того-Самого-Сентября не прекратили свою работу, лишь покрыв свою деятельность туманом и уйдя в подполье.
Рагнара возмущал тот факт, что, когда Мисс убила Лешего, Месяца не отправили свои группы на разборки. И не сделали ничего, чтобы как-то повлиять на исход и помочь. Тогда их центр передал только одно сообщение: «Если ввяжемся в эту войну, пострадает еще больше людей»
Они хотели сохранить своих бойцов. Да, на Большой Земле, в Альбионе и на других материках были пострадавшие, но Теням тогда разрешили молча уйти с виду. Но в Эплонроуде в первые недели после случившегося был геноцид. Все Тени, что сотрудники Света смогли найти, умерли прямо на улицах, защищая свои группы. Леший на тот момент был главным из Месяцев и командовал Апрелем.
Группу, которая была на площади, рвясь в бой, чтобы отомстить за своего командира полностью расстреляли. А остальных, тех, кто пришел на похороны, убили в церкви. Следов не осталось. Только тишина и скорбь.
Но люди, смотрящие на Мисс и других главарей Света, видели лишь светлое будущее и блистательных идеальных богов, которыми можно восхищаться и которых можно ставить в пример.
А Тени… Тени не забывают никогда.
***
Эби заплакала, ощущая себя маленьким щенком, которого оставили в картонной коробке посреди огромного жестокого мира.
Она не могла ничего сделать, ничего поменять.
Куртка стала коричневой от грязи, а юбка превратилась в помойную тряпку. Стараясь поверить, что в ее жизни может быть что-то хорошее, Эби забыла, что плохое ее никогда не отпускало.
Она подняла руку и зачем-то посмотрела на часы. Стрелки показывали «Дерьмо» и «Отвали».
Эби побежала домой.
***
Многие девы плакали после того, как все случилось. Их дети тоже были там. Их мужья были там. Там был и мой отец.
Они заперли меня в комнате и запретили подходить к окну, поскольку ожидали, что за ними тоже придут. Мы прождали несколько недель в страхе и в постоянной тишине. Наш дом словно вымер и предался скорби. Я понял, что все вокруг были чужие мне. Одиночество, которое ранее я воспринимал как верного спутника, стало проклятием.
К девам приезжали друзья моего отца и выражали соболезнование, в том числе и мне. В те дни мы сожгли почти все свечи, что хранились в подвале. Кто-то пожимал мне руку или похлопывал по плечу. Но все они уезжали и больше никогда не возвращались. Кроме одного.
Мы заглянули друг в друга и поняли, что в нас есть что-то общее. По крайней мере, он не боялся меня и моих особенностей. Мы могли часами сидеть на скамейке. Он рассказывал о своем брате или отце, или вечных проблемах, а я молча слушал.
Он приезжал несколько раз. Говорил со мной. Приносил еду девам. Они его тоже любили, обнимая и ласково называя сынком. Я узнал, что многие девы когда-то знали его мать.
Я как-то спросил его:
— Почему я не видел тебя раньше?
Он ответил:
— Я был здесь всегда. Просто временами находился в другом месте.
Тогда я понял, что пойду ради него куда угодно и сделаю все, о чем он попросит. Он в ответ только смеялся. Даже тогда в нем уже был лидерский дух, хоть он сам этого и не ощущал.
В самый же первый день он назвался Рагнаром.
The Script — Flares
Тяжело было дышать?
Плакал ли ты настолько сильно,