За этим «но» следует получасовая беседа. Обязанность лейтенанта Серова или Перова – предупредить отца. Подчеркнуть, что вся полнота ответственности за ребенка ложится на плечи родителей.
После чего, в сознании отлично выполненного служебного долга, младший лейтенант откланивается.
Гелий с ужасом представил себе, что может натворить Никита и как все это отразится на нем самом, на Гелии Афанасьевиче Мязине.
Первым побуждением было разыскать Никиту и выдрать его ремнем. Но рыжий дьяволенок словно сквозь землю провалился.
Гелий махнул рукой: черт с ним! Сейчас надо было, опережая события, спешить в прокуратуру и кое о чем предупредить следственных работников. Пролить, так сказать, свет на создавшееся сложное положение. Говоря проще – застраховать себя от возможных наветов дражайших тетушек.
Сейчас главное – спокойствие. Выдержка.
Одеться тщательно. Опрыскать прическу дорогим одеколоном. Повязать элегантный галстук. Войти с достоинством. Показать себя.
Все совершено, как намечалось.
Был. Показал.
И что же?
Душевный беспорядок наличествовал, сумятица чувств не проходила. В этом надо признаться себе со всей категоричностью.
Джоконде надоело катать колясочку. Она присела рядом со стариком. И тотчас гражданин будущего издал вопль. Старик вздрогнул, взглянул на часы и, аккуратно завернув домовую книгу в газету, заковылял к выходу
Гелий проводил его взглядом. На светлом фоне голубенького особнячка согбенная фигура старика казалась вырезанной из черной бумаги.
4
Глядел в спину старику.
Чернея поднятыми острыми плечами, она уплывала, уплывала…
Переплыла через улицу и исчезла в дверях райотдела.
С этого момента взгляд Гелия Афанасьевича почему-то не отрывался от голубого особнячка.
Туда входили. Оттуда выходили.
Вот синий мотоцикл с красной полосой на блестящей каретке остановился у подъезда.
Вот широко распахнулись ворота. Завывая сиреной, на улицу вылетела закрытая милицейская машина и на бешеной скорости помчалась куда-то, оставляя за собой, словно зловещая комета, хвост удаляющегося воя и тревожных предчувствий…
Вот два милиционера вышли – удивительно одинаковые, оба с папками в руках, и, поговорив с минуту, разошлись в разные стороны.
Вот пожилая женщина с авоськой вошла.
Вот – другая, видимо, тоже не первой молодости, но помоложе, молодящаяся: ярко-гнедые волосы, виляющий зад, элегантная сумка на длинном ремне через плечо с надписью «АВИА»…
Капитолина!
Ее волосы, ее зад, ее сумка…
Вызывающе постукивая каблучками, она впорхнула в подъезд райотдела.
Боже ты мой!
5
Боже ты мой, как завертелись мысли!
Жупелами маячили в воображении тетки, дед Илья, Писляк. Даже Колька. Даже блаженный Евгений Алексеич.
Но Капитолина!
Этого он не ожидал.
Привык ее вовсе не замечать, как любую домашнюю мелочь – старый диван, угольную лампочку в прихожей, запах пригоревшего молока… Раздражала лишь ее пустота, ее тупость, ее безграмотность, ее пристрастие к постоянному перекрашиванию волос: они у нее то льняные, то гуталиново-черные, то, вот как сейчас, гнедые.
Никогда не задумывался – кто она ему: друг или враг? И ежели он поскользнется на смертельной круче – поддержит или столкнет в бездну?
Сейчас лишь только отчетливо уразумел: столкнет!
И ярко, словно подслушивая из-за двери, представил себе, что происходит сию минуту там, у этого следователя с бешеными глазами: какие вопросики подкидывает он Капитолине и что она отвечает…
Отчего, например, поссорился с отцом.
Причины, заставившие его, Гелия Мязина, лишиться директорского места.
Кое-какие интимные детали из личной жизни.
И то, что вчера не ночевал дома… что пришел уже близко к рассвету!
Это последнее тем ужасней, что он-то, Гелий, каких-нибудь полтора часа назад в разговоре с Баранниковым утверждал совершенно обратное: посидели с Гнедичем в «Тайге» и – домой, баюшки!
А Капка-дурища брякнет: не ночевал.
«Следовательно, – заключит Баранников, – младший Мязин зачем-то скрывает место истинного своего ночного пребывания…»
От двенадцати до двух!
То есть именно в то время, когда кокнули папашу!
«Следовательно, – подумает Баранников, – следовательно…»
Черт!
Какого же дьявола прохлаждается он тут, в этом зачуханном скверике, когда надо спешить. Спешить! Предупредить Гнедича. Ведь ясно же, что, поскольку в разговоре со следователем ссылался на него, так и Пашку потянут, факт! А он, поди, еще не опомнился от вчерашнего-то, еще дрыхнет, поди… Этакий чего только не наплетет с похмелья!