– Потому что я князь!
– Ну? – не сдержал улыбки Костя.
– Ты не веришь? – Авалиани, выкатывая крутые белки, зло пристукнул кулаком по столу. – Я тебе докажу! Авалиани не врет. Авалиани никогда не врет! Конечно, в паспорте так не написано. Я тебе по-другому докажу. Поедем на Кавказ, в Грузью! За билет я плачу! Поедем в мою деревню, спросишь стариков – кто такой Арчил? Они тебе скажут: син Георгия Авалиани. А кто такой Георгий Авалиани? Они тебе скажут: князь был, бото́ни! Землю имел, вино делал, тридцать пастухов в горах отары пасли! На каждый праздник в нашем доме пир шумел. Сто гостей приходило. Двести гостей приходило! Вино пили, песни пели, из ружей стреляли… Щедрый был князь: Сам любил пожить, другим хорошо делал. Его каждый кхрма как отца родного любил. Ты знаешь, кто это – кхрма? По-нашему – это нищий. Батрак. Пролетарий. Когда отец умер – все батраки за ним в могилу при́гали, чтоб их вместе закопали, – вот как они его уважали! Теперь ты видишь, что я тебе правду говорю? – выгибая на лбу тугие морщины, с жестким выражением глаз спросил Авалиани. – Нет, ты не видишь! Хорошо, я иду за билетом…
Авалиани стал неуклюже подниматься, высвобождая из-под стола ноги.
– Офицьянт! Скажи, когда на Кавказ первый поезд?
– Я не справочное бюро! – огрызнулся набриллиантиненный парень, щелкавший в отдалении на счетах.
– Хам! – презрительно сказал Авалиани. – Грубый человек. А еще соревнуешься за звание! Хорошо, я сам узнаю…
Он энергично зашевелил ногами, запутался в скатерти и едва не стащил ее со стола.
– Успокойтесь, сядьте, отсюда на Кавказ поезда не ходят, – остановил его Костя.
– Почему не ходят? На Кавказ отовсюду ходят! Кавказ – это Кавказ! Туда сто дорог. Я тебе покажу, какой был наш дом. Где я малшыком жил. Ты увидишь, какой это большой дом. Ворота железные! Ты знаешь, кто железные ворота в деревне имел? Только бото́ни! Князь! Я его любимый син был. Я должен был в черкеске ходить, на имеретинском скакуне ездить… Вот как я должен был жить! А где моя черкеска? Где мой скакун? Вот моя черкеска! – потряс он лацканы трепаного пиджака. – Мой отец стал бы горько рыдать, он оторвал бы себе бороду, если б увидел, какую одежду носит его любимый син… А если бы он узнал всю мою жизнь!..
Авалиани обхватил голову руками и со стоном закачался на стуле.
– Син князя, князя Георгия Авалиани, из-за куска хлеба забавлял публику на арэне цирка! Совсем маленький малшык, он хотел совсем маленький кусок хлеба… О, мой отец, мой бедный отец! Как хорошо ты сделал, что еще прежде этого закрил свои глаза…
Слезы ручьем текли по бороде Авалиани.
Кажется, была самая пора уходить.
– Почему ты спешишь? Разве тебя ждет ревнивая жена? – возмутился Авалиани, когда Костя стал решительно с ним прощаться. – Мы только начали говорить, а ты уже спешишь! Разве так пируют друзья? Мы еще ничего не успели друг другу сказать!
Он схватил Костю за руки и стал усаживать обратно за стол.
– Я объясню твоей тете! Она не будет сердиться… Пойдем к ней сейчас! Мы ей скажем: спокойной ночи, тетя! Не надо волноваться! А потом назад придем. Шашлык закажем. Ты мой гость, я тебе обещаю – будет шашлык! Хороший шашлык, совсем как в Грузьи… Из молодого барашка! У них есть молодой барашек, я знаю… Им надо только деньги дать!
Авалиани всколготился не на шутку. С него даже хмель сошел.
Убедившись, что Костю не усадить за стол, он вознамерился идти его провожать, чтобы засвидетельствовать «тете», что племянник ее провел вечер абсолютно благопристойно и не заслуживает порицаний.
Что было с ним делать? Он был неотвязен и не хотел понимать обращенных к нему слов. Если бы еще он был пьян и плохо стоял на ногах – его можно было бы просто оставить в ресторанном зале, а то он держался совершенно твердо, с полным соображением.
– Спасибо, князь! За цирк, за угощение – за все спасибо! Но тетя, понимаешь – тетя! – повторял Костя уже на улице, отрывая от себя руки Авалиани, пытавшегося его обнять. – Старый человек, с больным сердцем… Мы ее напугаем, если придем вместе так поздно… Тебя она никогда не видела, пока я ей объясню…
– Что значит – напугаем? Разве я такой страшный? Разве от меня можно пугаться? – не слушал Авалиани. – Мы только зайдем, скажем: здравствуй, тетя! Это мы! Не надо волноваться, вот твой племянник! Все – зер гут, полный порядок! Нормаль!
С превеликим трудом, но Косте все же удалось отлепить его от себя.
Авалиани помрачнел, замолк.
– Передавай мой привет своей тете! – бросил он Косте уже в спину, совсем трезвым и каким-то насмешливо-спокойным голосом.