Все это недавно открыл Афанасию московский старичок реставратор, приезжавший в Кугуш-Кабан спасать бесценную роспись древнего храма. Прошлым летом месяца два работал он на острове, обновлял фрески.
Как-то раз, любопытствуя, зашел к Мязину поглядеть его коллекции. Много удивлялся, каким это образом в кугуш-кабанской глуши очутились подлинные полотна Рериха, Нестерова, Чурлёниса, даже Давида Бурлюка. Но когда Афанасий распахнул перед ним створки черного складня – ахнул:
– Да знаете ли вы, что это такое? Эль Греко, батенька! Редчайший поздний Эль Греко!
Испания. Шестнадцатый век. «Кающаяся Магдалина». Никакая не турецкая богородица.
Мировой шедевр считался безнадежно исчезнувшим в частных коллекциях со второй половины прошлого века.
Старичок назвал стоимость черного складенька. Оказалось, что все, чем владел Афанасий Мязин – дом, коллекции, астрономические приборы, библиотека, – все, все не стоило и половины того, во что оценивалась эта крохотная басмаческая «Магдалина».
Старичок сфотографировал ее и уехал. Вскоре на страницах газет и журналов появились снимки с Афанасьевой «Магдалины». В Кугуш-Кабан зачастили ученые гости из Москвы, Ленинграда, даже из Праги. Весь мир узнал, чем владеет Афанасий Мязин.
Но прежде всех узнала родня. Наследнички.
И вот – этот нынешний день. Шумный спор о завещании. Истошные вопли Писляка. Карканье Олимпиады. Злобные выкрики дяди Ильи. Антонида.
Ждали Афанасьевой смерти. С карандашиком, поди, уже подсчитали, на чью долю сколько придется… А он возьми да и откажи все свое богачество – кому? Городу, язви его, окаянного! Горисполкому кугуш-кабанскому!
Резкий стук в окно раздался за спиной Мязина. Он вздрогнул, машинально взглянул на часы: без десяти двенадцать. Кому бы так поздно?
«Неужто и вправду не обмануло предчувствие? – внутренне холодея, подумал Мязин. – Неужто конец? Вот такой – бесславный, глупый, омерзительный!»
Стук повторился, нагло, настойчиво.
«Давно не глядел смерти в глаза, – усмехнулся Мякин, – забыл уж, какая она…»
Превозмогая боль в сердце, морщась, слегка постанывая, подошел к окну. Решительно раздернул занавески. Сквозь черное стекло глядела чья-то чужая, незнакомая рожа. Она казалась неестественно плоской, нарисованной. Тонкие губы дергались в неприятной, искусственной улыбке.
– Не узнаешь, Афанас? – глухо послышалось из-за стекла. Рожа хитро подмигнула: «Не может быть, дескать, чтоб не узнал!»
И вдруг – в чуть хрипловатом голосе, в подмигиванье, в кривой улыбочке – что-то мелькнуло, что сразу словно пыльной ветошкой смахнуло двадцативосьмилетнюю давность, и Мязин одними губами беззвучно прошептал:
– Яков!..
Тот закивал головой, засмеялся, заговорил быстро, невнятно, глухо, куда-то указывая, будто объясняя что-то.
– А! – догадался Афанасий. – Замок на двери? Ну, погоди… Сейчас…
С трудом дотянулся до верхнего шпингалета, толкнул набухшую раму. Острой, крепкой струей в комнату ворвалась ночная прохлада.
– Давай, – сказал Мязин, – через окно… Лезь!
И не успел договорить, как полуночный пришелец уже стоял перед ним.
– Ну, братан?
Он решительно привлек к себе Мязина, обнял, поцеловал.
– Какой-то чудно́й дух от тебя, Яша, – сказал Афанасий. – Псиной, что ли?
– Скажешь! – засмеялся Яков. – Забежал в «Тайгу», хватил коньячку маленько…
– А-а… вон что! Коньяк, стало быть…
– Ну да, ну да! А ты – «псиной»…
– Значит, живой все-таки?
Вопрос был неловок, и Мязин, почувствовав это, смутился. Но Яков небрежно пожал плечами:
– Как видишь. Трепано, конечно, за это время было – на троих хватит, а так – ничего. Нормально. А ты, я вижу, прихварываешь?
Он кивнул на тумбочку, уставленную пестрыми склянками с лекарством.
– Не говори. Помирать собрался…
– Ну, чего помирать, еще поживешь, – бодро сказал Яков. – Чернохвостницы-то живы?
– Сестры? Чего им поделается.
– Это верно. Старого лесу кочерги, – ухмыльнулся Яков. – А сынок?
– Гелий? Женат. Двое детей.
– Это ты дедушка, стало быть. Вместе живете?
– Нет, он отделился давно… Ты меня, Яша, извини, – сказал Мязин. – Устал я, прилягу…
– Давай, давай, что за вопрос! Помочь, может?
– Нет, ничего… – Мязин лег, закрыл глаза. – Ну, давай, – трудно, со вздохом произнес он, – рассказывай… Ты ведь в этакое время не просто так ко мне проведать зашел… Верно, что-то тебе от меня понадобилось? Денег, что ли?
– Начистоту, значит? – подмигнул Яков. – Одобряю. А как насчет закурить?
– Ну, уж если не можешь обойтись…