Их было трое, поджарых и мускулистых, и возникли они, словно бы ниоткуда. Сначала на снегу, опережая фигуры, появились длинные тени, резко выделяющиеся на ослепительно белом поле, беззвучные, холодные. Потом, будто вдогонку, память зафиксировала движение руки, выхватившей из кармана нож, который не хотел открываться. Замерз. Митя рвал лезвие ногтями и чуть ли не плакал от бессилия. Смерть была уже рядом и словно примеривалась к нему.
Волчица, ведущая стаю, прыгнула. И… словно на стену, напоролась на лезвие наконец-то открывшегося ножа. Горлом села на нож. Прыжок смерти. Другие волки тут же набросились на нее и стали разрывать на части. Вдали послышались выстрелы. Волки разбежались. Митя взял мертвую волчицу и поволок ее в деревню. Холодная луна. Низкие кустарники. Безжизненное поле снега. И вступающее в мир утро…
Сон продолжался… И было в этом сне…
Крест возник перед Митей, огромный крест. И откуда он только появился? Но память даже во сне подсказала Мите, что все это не случайно. И была вокруг того креста пустыня. И такая тишина стояла вокруг, что можно было услышать еще не сказанное, потому что мысли, опережая звук, звучали здесь сами по себе. У подножья креста толпились волки. И откуда они только взялись? Волки поднимали головы к небу, но не было слышно воя, даже звука не было слышно в этом причудливом пространстве. Волки бродили вокруг креста, обходили его со всех сторон, и человек, который был распят, смотрел на них с состраданием, словно не он был на кресте, а они…
Беспокойное движение усталого тела, и сон, переменив направление, двинулся в другую сторону. Из глубины сознания выплыл старый дом, который, словно массивный корабль, повернулся и поплыл в воздухе. Окна его были ярко освещены, и каждое из них жило своей собственной жизнью. Люди ругались, смеялись, плакали и веселились. Они произносили какие-то слова, которых Митя не слышал, но отчетливо ощущал нервные токи их значений. Зачем в его сознание ворвался этот дом, Митя не понимал, но чувствовал, что он неспроста возник перед ним в эту минуту, потому что ничего случайного не бывает…
Напряжение достигло своей высшей точки, и дом словно бы растворился в воздухе, а осталось только одно окно, и Митя с удивлением увидел человека в этом окне (он даже отпрянул во сне) и узнал в нем самого себя. Это было как бы раздвоение сознания. Митя отчетливо видел себя и в то же время находился в стороне, наблюдая, как тот другой, его двойник, поднимает руку с ножом, замахиваясь на кого-то. Оглушительный крик разрезал тишину, и сон исчез, будто растворился в пустоте…
— Сознание разорвано, — послышалось Мите. Говорил он сам, но было такое впечатление, что эту фразу произнес какой-то другой человек.
— Не могу составить четкой картины прошлого, — снова услышал Митя, — не успеваю задуматься о чем-то важном, как тут же наплывает что-то другое, стирает предыдущее воспоминание. Они наплывают, словно волны, приобретая самые невероятные очертания. Сбиваясь в стаю, они становятся похожими на серых волков. Безумные злые тени, выходящие из глубин моей души на яркий свет сегодняшнего дня с его стремительным бегом. Воспоминания исполняют свой танец, и снова в глазах темнота, и беспечность поселяется в душе, а она — родная сестра безразличия…
И пришел к нему во сне старик, и сказал, что жизнь не даст ему покоя, потому что он не хочет покоя.
И спросил у него Митя:
— Почему?
И ответил старик, что так, мол, ему, Мите, на роду написано.
И сказал Митя старику, что все это — ложь, и он давно, уже созрел для покоя, а покоя все нет и нет, и душа его тревожится об этом.
— Значит, ты прожил не все, что мог, и только тело твое устало, а душа еще способна вместить много страдания. И нет рядом с тобой человека, который бы понимал это.
И ответил Митя старику, что нет в его душе жажды жизни, которая была в ней когда-то, а старик только усмехнулся:
— Жизнь недовольна тобой. Ты не всегда идешь туда, куда она зовет тебя.
— Так это не моя вина, — возразил Митя.
— Чья же?
— Откуда мне знать?
— Не спорь с тем, кто над нами.
— Для этого у меня нет сил, — ответил Митя.
— Когда будет так, как сказал ты, — вымолвил старик, — ты умрешь!..
— Мы скорбим о будущем, а оно и знать нас не желает. Оно безразлично ко всему. Я просто живу. Почему я живу?
— Многие бы хотели узнать об этом. Ты спишь, а те, о которых ты забыл в эти минуты, проживают жизнь без тебя, без твоего участия в ней. И даже не думают о тебе.
— Мне безразлично это…
— Себя нельзя обмануть, — усмехнулся старик, — с собой можно играть, но обмануть себя невозможно.