— Ты прав, — согласился Митя, — я тоже чувствую это.
И сразу же зазвучала в душе его музыка, и он услышал, как чей-то голос запел:
Музыка смолкла, и перед Митей снова возник старик, и Митя услышал:
— Мы говорим на разных языках!
Седой пребывал в плохом настроении. Рана почти не беспокоила его, и отсиживаться на «хазе» ему до смерти надоело. Возле Седого были Леха и Костолом, давно знакомые друг с другом. Седой молчал, молчали и его подельники, ожидая, когда заговорит старший. Погода за окном была премерзкая: вторые сутки подряд лил проливной дождь, и не было никакого просвета. На душе у Седого было так же, как и за окном, — сплошная пелена из дождя. И — пустота, необъяснимая пустота, от которой, глядя на лицо Седого, становилось страшно и Лехе и Костолому. В такие минуты удержу Седому не было, и даже Костолом, не боящийся ничего на свете, изредка поглядывая на Седого, вздрагивал. Наконец Седой заговорил:
— Угрохали цыгане Батю.
— При чем здесь цыгане? — засомневался Костолом. — Сам он помер.
— Дурак ты, это они его расстроили. А ведь Батя мне много добра в жизни сделал. Жалко мне его. Надо посчитаться с цыганами.
— Кого хоронить-то? — спросил Костолом таким голосом, что даже Леха рассмеялся.
Улыбнулся и Седой.
— Сразу хоронить! — покачал головой Седой. — Всех не перехоронишь. Тут мозги нужны. И если считаться с цыганами, то так, чтобы они заикали и закашляли. Знаю я, что они на наркоте большие бабки имеют. — Седой кивнул Лехе в знак того, что и тот в курсе событий. — Скоро «товар» должны получить на Казанском вокзале. Из Ташкента придет через неделю. «Товару» там на сто тысяч баксов. Надо эту наркоту взять. Пусть цыганки побегают, повертятся.
— Точно знаешь? — заинтересовался Леха.
— Такими делами не шучу, — ответил Седой.
— Пришьем всех, и дело с концом, — вмешался Костолом.
— Дурак, — отозвался Седой, — на кой они нам нужны, нам «товар» нужен. Не трупы, а «товар».
— Ладно тебе, что я не понимаю? — угрюмо сказал Костолом. — Кто из цыган пойдет за «товаром»?
— Сказали мне, что пойдет Пернатый, а с ним еще кто-нибудь.
— Пернатого я знаю. Видел. Помню, — кивнул Костолом.
— Митю не встречал, Леха? — полюбопытствовал Седой.
— На квартире у этой бабы, как ее, Алины, что ли, — начал Леха, — большая заваруха была. Ментов поугробили. Но Митя ушел. И пацана там пришили. В темноте. В общем, забеспокоились менты. Слишком много у них забот. Но это и для нас не очень-то хорошо. Настороже будут. Сеть раскинут. А при таком раскладе можно и вляпаться…
— На рожон не лезьте. У нас свои заботы, у них — свои, — оборвал его Седой. — Возьмете «товар» и на «дно». А там посмотрим, что цыгане делать станут? И мы с наваром, и у цыган голова заболит.
— Большой шум будет, — вмешался Костолом.
— Тебе-то что? — усмехнулся Седой. — Каждый за свое платит. А если они напролом пойдут, мы их пушками встретим.
Леха переминался с ноги на ногу, не решаясь сказать что-то очень для него важное. Седой взглянул на него и приказал:
— Ну, что еще? Что тебя тревожит? Говори.
— Понимаешь, Седой, — начал Леха, — с цыганами мы, конечно, посчитаемся, но вот Митя. Болтается он между теми и теми… И как в этом разобраться? А если он встрянет? Как тогда поступить?
— Не влезет он в это дело, не с руки ему. Я так понимаю, — на мгновение замолчав, продолжил Седой, — пацана этого Митя отдал — за жизнь мою беспокоился. И порешил цыганам вместо меня этого сопляка отдать. Конечно, сам он его не трогал, случайная пуля все дело решила. И теперь меня больше трогать не станут. И я бы с ними не вязался, если бы не смерть Бати. А это я им не прощу. В общем, делайте, как я велел. Возьмите «товар» и ждите.
На вокзале «паслись» долго. Караулили. И когда уже совсем потеряли надежду, Костолом, вышедший на улицу покурить, увидел, как из подкатившей машины вылезает Пернатый. Костолом от неожиданности охнул и даже зажал себе рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Пернатый не спеша, вразвалочку двинулся в сторону перрона, за ним пошли еще двое. Один остался в машине. Костолом кинулся к Лехе, скучающему в зале ожидания.